Онлайн книга «Пастух своих коров»
|
— Это он там лютый, а здесь он… Вошел Кузьма Егорович. — Распустились, понимаешь. Электрика вызвать не могут. — Он положил на стол ксерокопию карты-двухверстки. — Так, так… вот ваша деревня. А вот, — Кузьма Егорович послюнил палец и отслоил еще бумажку, — а вот ее генплан. Чего тебе надо? — А вот, видишь?.. Это я. А это — Леха Благов. А вот тут — лужок на берегу. На отметке двести семьдесят. Горка, выходит. Вот здесь нам и нужен участок. Даже не участок, а так… сотки две. — Ты, Митяй, с печки свалился, — откинулся на спинку стула Кузьма Егорович. — У вас в деревне все участки проданы. Уже два года как. — Интересное кино, — опасно задышал Митяй. — Почему я об этом не знаю! — Да приехали как-то, — миролюбиво объяснил Кузьма Егорович, — ваши, московские, с большими бумагами, ну я и… Хочешь, бумаги найду? — Егорыч! У нас в деревне ни одна сволочь больше не построится. Это я тебе обещаю. Тем более — бережок. Хрен им, а не бережок. Они, суки, скупили задаром, а потом толкнут. Черножопым или японцам. Аннулируй все на хрен. За давностью. — Да я и сам… Правда что. Вот в августе два года исполнится — и аннулирую. По закону. Он закурил. — Курите, — ласково сказал он Шурику, разминающему сигарету, и придвинул пепельницу. — А тебе зачем? Тем более, две сотки. Площадка молодняка? — С молодняком погоди. Не наросло еще. Церковь будем строить. — Чего?! — Ну, не церковь, конечно, — вмешался Шурик, — а так, часовенку. — Зачем! Ты же, Митяй, ни в Бога, ни в черта… — Ты погоди, — нахмурился Митяй. — Народ живет? Живет. Бывает, и по полгода. Да и местных — баба Маша, Славка, Нашивкин… Жизнь трудная? Трудная. И опасная. То Колькин бык забежит, то клещ ребенка укусит… — Он сердито глянул на фыркнувшего Шурика. — Короче, крыша нужна народу. Опять же — на Пасху в Москву ездят. Стыдоба. Кузьма Егорович повеселел. — А вы не священник будете? — стрельнул он глазом в Шурика. — Что-то вроде того… — Ты что, Егорыч! Это же знаменитый ведущий с НТВ! — Извините, не признал, — улыбнулся глава администрации. — Когда мне телевизор смотреть… А теперь давайте по существу. — Он прочно установил на столе локти. — Кадила там всякие, свечки жечь будете? Будете. Яйца, куличи на Пасху крошить будете? Будете. А это что значит? Это значит, нужно разрешения пожарной инспекции и санэпидстанции. Пожгете мне деревню да еще холеру разведете. Потом — справку от попа… как там… епархии, что не возражают, а то вдруг вы сектанты какие. Жидомасоны, аум синрикё. — Во дает, — восхитился Митяй. — Во наезд! Рядом с тобой, Егорыч, Лужков отдыхает. Короче, — он поднялся. — Вот тебе сто баксов, и ни в чем себе не отказывай… Пиши бумагу. — Ты меня на должностное преступление не толкай, — повысил голос Кузьма Егорович. — Ты… — А куда тебя еще толкать! Я, знаешь, если толкну… Шурик взял Митяя за локоть: — Охолони. — Как строить будешь? — деловито спросил Кузьма Егорович. — Как… Молча! — Да нет, я спрашиваю, где лес будешь брать? — Понял. У тебя, конечно. С доставкой. — Вот, поглядите, — обратился глава к Шурику. — Тупой, тупой, а умный! Ну, где мое должностное преступление? Стодолларовую купюру он положил в нагрудный кармашек. — Пора, что ли, закругляться. Сколько сейчас? Митяй кивнул и вытащил из кармана бутылку. — Дорого же ты мне обходишься, — вздохнул он. Предстояло еще отовариться — не часто случалось выбираться в большое село с двумя магазинами. За десять постсоветских лет ничего не изменилось в административном центре. Только над круглосуточным коммерческим магазином трепыхался вылинявший триколор. Избы, впрочем, стояли крепкие, густоокрашенные, исчезли развалюхи с проваленными дворами. — Вот, смотри, — сказал Митяй, — народ, говорят, бедствует. А крыши новые, заборы вон — металлическая сетка. И везде, глянь — фирменные антенны. При упоминании об антеннах Шурик поежился. — Так и в эпоху дефицита тоже холодильники были набиты, — возразил он. — Крутятся как-то… — Папенька мой, — усмехнулся Митяй, — на пенсию вышел и кинулся бабки зарабатывать. Лекции, консультации. Каждый день домой на бровях приходит. Увезу я его в деревню зимовать. Хочет работать — вот тебе свинки, овечки, корова. Нинка одна плохо справляется. А чтобы не квасил да к Нинке не приставал — маменьку к нему приставлю. Нечего по телефону трепаться да ногти холить… Твой-то как, не спивается? — Мой не сопьется, — заверил Шурик. — Нажрется, а потом две недели болеет. — Это хорошо, — позавидовал Митяй. Поднимая желтую пыль, проехал грузовик и остановился. Из кузова выпал человек в оранжевом пластиковом комбинезоне. Он долго поднимался с колен, сосредоточенно искал центр тяжести, нашел и выпрямился. Грузовик уехал. — Леня, — сдерживая смех, строго сказал Митяй. — Я же тебе говорил, чтоб ты мне не попадался… Видал? Человек ниоткуда. Леня поднял белое волнистое лицо. Черты этого лица никакого значения не имели. — Слышишь, диктор, — прошелестел Леня. — Сними меня на камеру. Надо, чтобы… — Чтобы что? — с интересом спросил Шурик. — Я Леня. Пастух… чтобы знали… — Между прочим, золотые руки, — сказал Митяй. — И пашет, как зверь. Когда пашет. Кстати, это идея… — Знаю я твою идею. — Слышишь, диктор, — продолжал Леня. — А хочешь, я с моста прыгну? — Зачем? — Для твоего удовольствия. А ты мне — пузырь. Для моего удовольствия… Леня осел на землю и задремал. — Может, хоть оттащим его с дороги, — предложил Митяй. Тяжелые пакеты погрузили в «казанку», Шурик разулся, отвел лодку от берега и вспрыгнул на корму. Глянцевая вода сморщилась и разбежалась вдоль бортов спиральными валами. — Давай на всю катушку, — сказал Митяй, — что ты ползешь! «Джонсон» взял тоном повыше, «казанка» вышла на глиссаж, пакеты звякнули и покатились к ногам Шурика. Прибрежные кусты образовывали со своим отражением шары и шарики — изумрудные, малахитовые, нефритовые, нанизанные на желтую полоску береговой тресты. Шурик сделал крутой вираж, вода скомкала отражения, добавила в них свечение перламутра, усложнилась форма, загадочнее стали ассоциации. — Не так, — замотал головой Митяй. — Пересядем. Он опасно поднялся во весь рост и шагнул к корме. Шурик изловчился, благополучно разминулся с Митяем и пересел на нос. |