Онлайн книга «Записки гайдзина»
|
— Да? Ну, может… Скоро вообще все измерят. Сделают аппарат с проводами. Надел на голову, кнопку нажал — и получай хоть сатори, хоть самадхи. Или даже отпущение грехов. — А вам интересно было бы попробовать с проводами? — Не… Мне некогда. — Лучше в бейсбол поиграть? — Ага… Клонящееся солнце коснулось черепицы на крыше храма. Кактусы продолжали стоять у лестницы, как часовые. Мне вдруг вспомнилась маленькая лютеранская церковь, на которую я наткнулся в один из своих велосипедных выездов. На ее ступеньках были рассыпаны розовые лепестки, оставшиеся от брачной церемонии, и пастор в черной сутане неторопливо сметал их длинной метлой. Закончив, он повернулся, и я узнал студента, у которого недавно принимал курсовик. Оказалось, что в свободное от учебы время он подрабатывает святым отцом. Сочетает брачующиеся пары по христианскому обряду. — А что у вас в России пьют? — спросил Танака-сан. — Водку? — Водку. — Она вкусная? — Кому как. — Попробовать бы… Из жилых построек за углом донеслись какие-то мексиканские напевы. — Ну вот, — проворчал настоятель. — Ему уроки делать, а он музыку гоняет. — Это Рики Мартин, — сказала Хироко, прислушавшись к звукам. — Вы любите Рики Мартина? — Не знаю… — пожал я плечами. — Мало слушал. Не составил мнения. — Я вообще не пойму, с чего это он такая звезда теперь. Начинал-то он в группе «Менудо»! — И что? — А то, что там ребята были еще симпатичнее! Почему ж теперь только он звезда? — Может, у него голос лучше? — Ну, разве что голос… — Сходи-ка, усади его за уроки, — строго сказал Танака-сан. Хироко встала и направилась к дому. Я проводил ее взглядом, удивляясь сочетанию японской фигуры с латиноамериканской походкой. Танака-сан подлил мне и себе. — А ты какую музыку любишь? — спросил он. — Разную, — ответил я. — Оперу люблю… Джаз… — Джаз… — задумчиво повторил он. Глотнул вина, потер кадык, помолчал… — Погоди немного… Поставил стакан, поднялся, зашагал к дому. Ладно, — подумалось мне. — У хозяев свои дела, я их отвлекаю, да и дело идет к закату. Все же день выдался не самый бездарный. Я видел кактусы на храмовом дворе, видел злого столетнего спаниеля, выпил аргентинского вина с милыми людьми… Других впечатлений не предвидится, но уже хватит и этих. Сейчас Танака-сан облегчится, вернется, мы допьем остаток, я откланяюсь и покачу домой. А сюда загляну еще раз в апреле, перед увольнением. Брошу прощальный взгляд на цветущий персик. Я встал, подошел к дереву, погладил шершавый ствол. Попытался представить, как этот персик выглядит весной, когда усыпан цветками. Впрочем, к апрелю он может и не зацвести, здесь высокое место. А жаль… Да, пора ехать. Человек я тут случайный. Точек соприкосновения у нас две: иноземное происхождение хозяйки и любовь к красному вину. Духовные поиски такой точкой не стали. Приступать к ним вплотную я все равно ленюсь, а святой отец даже не собирался. Значит, нечего и трепаться о каких-то там поисках. Есть множество других тем. Вот сейчас он придет, усядется, и потечет беседа о погоде, о еде, о политике и о том, что в России холодно. Таких бесед я уже провел не один десяток. Значит, спасибо за вино, и пора ехать. Собственно, чего я к нему пристал насчет сатори? Он ведь не бодхисаттва, он представитель трудовой династии служителей культа. Ему не о мозговых катаклизмах надо радеть, а о том, чтобы передать этот храм сыну. Со всей утварью, всей архитектурой и всеми договорами. Ради этой высокой цели он ежедневно бормочет сутры над покойниками. Да еще двор подмести, статуи подправить, дракончику ряху начистить, — до коанов ли ему с медитациями? Помахать в воскресенье бейсбольной битой и выпить потом красного вина — вот вся его духовная доминанта. А моя доминанта тогда в чем? В том, чтобы, пролистав пару книжек по истории буддизма, горько вздыхать о закате Дхармы? Чтобы давиться несуразными рефлексиями, запивая их все тем же красным вином? Смешно… Ну вот, позади опять хрустит гравий. Танака-сан отлил. Сейчас спросит меня, кто лучше, Горбачев или Путин. А потом спросит, сколько я плачу за квартиру, что готовлю себе на завтрак и что бывает внутри пирожков. Допить вино и ехать. С доминантами потом разберусь. Я последний раз хлопул ладонью по стволу и повернулся. Боги и будды! Настоятель храма Уммодзи шел по храмовому двору, неся пузатый черный футляр, не оставляющий сомнений по поводу его содержимого. Похожий футляр я видел каждую четвертую пятницу в кафе «Satin Doll». Правда, на том футляре было написано «Selmer», а на этом значилось «Yamaha» — но размеры и форма говорили, что внутри этого футляра находится то же самое. Не альт. Не баритон. И уж заведомо не сопрано. Тенор. Настоятель сел на раскладной стульчик, опустил футляр на гравий, щелкнул замками. На синем бархате загорелась тускловато-желтая медь. Косой солнечный луч заинтригованно пробежал по клапанам. — Я тоже люблю джаз! — сказал настоятель. Обалдевший, не в силах выдавить из себя даже стандартной формулы удивления, я продолжал стоять под персиком. И чувствовал, как на лице у меня медленно расплывается улыбка. Счастливая улыбка несостоявшегося мизантропа. Бонза просунул бритую голову в капроновую петлю с крючком на конце, бережно извлек инструмент из кофра, прицепил к крючку, вставил мундштук и принялся коротко дуть в него, подкручивая лигатуру. Отрывистые хрюкающие звуки, напоминающие морзянку, постепенно сменились более осмыслеными руладами. Я сел, плеснул вина ему и себе. Глотнул… — Кто у тебя любимый саксофонист? — спросил Танака-сан. — Ну… — задумался я. — Пусть, например, это будет Кэнонбол Эддерли. — Это альтист. А из тенористов? — Из тенористов… Ну, допустим, Бен Вебстер. — О-о-о! — уважительно протянул он. — Бен Вебстер! И, недолго думая, окатил меня с головы до ног «Звездной пылью»: Опять лиловой пылью сумерки крадутся по лугам моей души… В конце каждой фразы он мастерски приглушал звук, продолжая дуть вхолостую, вибрирующим шепотом. Это слегка отдавало пародией, но все равно было здорово. Персик не успевал отряхивать звездную пыль с голых веток. — Похоже! — одобрил я. — А еще, — сказал он, — я могу, как Коулмен Хокинс. И зарядил «Иерихон»: сначала просто тему, без особых трюков, а потом, когда настал черед соло, подключил артикуляцию, задвигал языком и губами, забубнил что-то непонятное с мундштуком во рту — может, то была Алмазная Сутра, а может Сутра Помоста Шестого Патриарха, этого уже и буддолог не разобрал бы. |