Онлайн книга «Темная комната»
|
– Да. Однако Михе уже не так хорошо. Такое чувство, что он зашел в тупик. – Так что теперь? – Не знаю. Поищу другого человека с другим списком. Миха смеется, а Мина на него смотрит. – Побольше. – А этот какой был? – Тысяч на двадцать, я думаю. – Боже, и что, бывают списки еще больше? – Да, я читал об одном человеке, у него семьдесят тысяч имен. Мина присвистывает. – Так много? – Конечно. Ты знаешь, сколько людей были убиты, знаешь? – Ладно, Михаэль. Он почти кричит. Подвал теперь кажется глухим и маленьким. Слишком маленьким для таких громких голосов. – Чтобы убить столько людей, нужно много преступников. – Я сказала, ладно. Похоже на окрик, и Михе становится стыдно. И когда я успел стать таким праведным? Он относит белье наверх и приглашает Мину пойти куда-нибудь поужинать. * * * Обычно он ездит к ней в воскресенье. Сегодня среда, у Михи рано заканчиваются занятия, и он хочет проведать ома, кое-что спросить. Она удивится, увидев его, будет жаловаться, что нечем его угостить. По дороге в «птичье гнездо» Миха покупает пирог. Когда он заходит в лифт, сиделка звонит наверх предупредить ома. Ей приходится несколько раз представляться. Когда Миха поднимается на нужный этаж, ома, с хмурым от волнения лицом, уже преодолела с полкоридора. – Что случилось, schatz? Миха, в чем дело? – Ничего, ома. Я просто зашел тебя навестить. – В самом деле? Недоверчиво берет его за руку. – У меня рано окончились занятия. Вот, я принес пирог. – А у Мины все хорошо? – Да, ома, да. У всех все хорошо. Пойдем, я сварю кофе. На крохотной бабушкиной кухне Миха чувствует себя незваным гостем. Ома, стоя в дверях, наблюдает, как он раскладывает пирог по тарелкам. Он нарушил привычный распорядок, и ему больно это понимать. Моя ома стала совсем старенькая. – Ты по средам не работаешь? – Я просто рано освободился. – Ах, да. Ты же говорил. Миха несет тарелки в комнату. Ома идет за ним. – По средам с утра ко мне ходит физиотерапевт. – А-а. Сегодня она тоже приходила? Твой физиотерапевт? – Да. Верно. Повеселевшая ома, вернувшаяся в свой обычный недельный распорядок, устраивается в кресле. – Ты принес для меня вырезки? – Конечно. Миха раскладывает перед ней статьи и ест, пока она их читает. Если ей встречается что-нибудь непонятное, она спрашивает, и он объясняет. Все словно бы обычно, но неспокойно как-то. Михе кажется, что они сидят за столом с красной вощеной скатертью и играют в обычную воскресную встречу. Он смотрит на ома. Та перестала читать, просто сидит и смотрит газетные вырезки. Водит по ним пальцами слегка подрагивающих, как будто слишком тяжелых рук. Она не замечает его взгляда. Он спрашивает, затаив дыхание: – Ома, а где опа воевал? – На востоке, schatz. Ни малейшего удивления, ни колебаний. Вот тебе географическое направление. Миха, подумав, продолжает. – Где на востоке? – Он воевал три года, чуть больше. На Украине. В России. Белоруссии. Тогда это все был Советский Союз. Улыбнувшись, она легко вздыхает, кивает головой. – Да в Белоруссии. Белой России. Последний год. Он был там уже под конец. Разрезает пирог надвое и половину отодвигает Михе. – Мне слишком много, помогай. Миха изучает бабушкино лицо, но она отнюдь не выглядит взволнованной. Он решается на еще один вопрос. – А где в Белоруссии, ты знаешь? Ома прожевывает кусочек пирога, и рука, в которой она только что держала пирог, повисает в воздухе. – На юге, кажется. У меня есть атлас. Погоди, я принесу. Ты ешь. Проходя к книжным полкам, тихонько касается Михи, чтобы тот не вставал. Ищет по списку, потом раскрывает атлас на столе и долго вглядывается в карту. – Погоди, я найду. Все границы теперь поменялись. Все по-другому. Миха ждет. От пирога в горле пересохло. Прихлебывает обжигающий кофе, чтобы можно было сглотнуть. – Я получала от него письма. Иногда каждую неделю. Сверху всегда писался адрес. Вот! Указывает дрожащими пальцами. Чтобы они не тряслись, ома упирается рукой в страницу. На карте нарисован маленький городок. Россыпь розового на серо-зеленом. Ома тянет его за рукав. – Тот, который на «S» начинается, возле реки. Он, помнится, писал о реке и о болотах. Видишь его? – Да. – Хорошо. 1943-й. Скорее всего. Когда русские опять продвинулись в западном направлении. – Ты помнишь, когда именно? – Летом или осенью. Они там какое-то время стояли. А в конце сорок третьего они сражались опять недалеко от того места. Разумеется, они постоянно перемещались, вслед за линией фронта. В тот последний год оттуда пришло много писем. Миха поднимает глаза от атласа и смотрит бабушке в лицо. Оно горит от возбуждения. – Точно. Последнее письмо оттуда он прислал в мае, а вскоре его взяли в плен. Подперев руками дряблые щеки, она долго глядит на карту, погруженная в свой мысли. Думает о муже. Миха пьет кофе, медлит, прежде чем задать очередной вопрос. Обещает себе, что это будет последний. – Ты хранишь дедушкины письма? – Нет, schatz, нет. Он все их сжег, когда вернулся. По ее лицу ничего нельзя сказать. Миха с трудом выдерживает за столом, пока ома ставит атлас обратно на полку. Извинившись, он срывается в ванную. У него, как у ома, трясутся руки, так что даже дверь не может запереть. Он садится на край ванны и вытирает о брючины потные ладони. Пытается представить, как ома жжет дедовы письма. Где она их хранила? Сердился ли дед, когда их обнаружил? Бросил ли в печь? Или в костер в саду? Перечитал ли перед тем, как уничтожить? |