Онлайн книга «Темная комната»
|
– Чудесно. – Правда? – Да. Да, правда. Красивое имя. Миха смотрит на лежащую у него на коленях дочь: нежная кожа, темные глаза, еще неосмысленный взгляд. – Дилан. Придвигает лицо, и ее глазки расширяются. Нажимает кончиком пальца на середину ладошки, чтобы ощутить детскую хватку. – Мы можем дать ей и немецкое имя. – Нет. Дилан – хорошее имя. Мина замолкает. Прошу тебя, не говори о Кете. Пусть лучше будет твоя бабушка. Моей не надо. – Мне в голову никаких имен приходит. – Ладно. Хорошо. Дилан так Дилан. Мина улыбается. Кладет руку Михе на загривок. – Дилан Лехнер. – Дилан Лехнер. * * * Миха терпеть не может оставаться один. Самое тяжелое для него время – дорога на работу и обратно. Он берет с собой в электричку книгу, подбирает забытые журналы и газеты, изучает рекламные объявления над головами пассажиров. Потом включает плейер. Музыка грохочет так, что соседи по вагону – сплошь жители пригородов – начинают коситься на Миху. Ничто не помогает. Миха не в состоянии ни на чем сконцентрироваться. Фотография. Глядя на нее я могу сказать: это Аскан, мой покойный опа. Помимо прочего, муж моей ома. И отец моей матери, а впоследствии мой дед. И вместе с тем убийца. Откуда я знаю? Друг рассказал. Где доказательства? У меня нет причин этому не верить. Да, у меня нет фотографии, где бы он приставлял автомат к чьей-нибудь голове, но я не сомневаюсь, что такое было. И курок спускал. А как же! Объектив выхватывал кого-то другого, взводился затвор камеры, и на пленке оставалось другое преступление, другой еврей, убитый кем-то другим. Но опа стоял буквально в двух шагах. Дома он проверяет тетради на кухне, в большой комнате, где угодно, лишь бы рядом были Мина с малышкой. Расстилает одеяло возле Дилан, раскладывает на полу ручки и тетради. – Она совсем сонная. Я ее уложу. – Я сам уложу. Чуть попозже, ладно? – Ей нужен четкий распорядок, Миха. – Может, пойдем погуляем? Вместе. А она поспит в коляске. – Темно уже. – Да нормально. Мина смотрит в окно. – Хорошо. * * * – Как Дилан? Как она? – Отлично. Красавица. Прибавляет в весе. Раз в два-три дня Миха с Луизой встречаются и вместе обедают. Они не договариваются, так само собой выходит. В одно и то же время, после занятий, в кафе возле больницы. Луиза вечно спешит, но каждый раз все повторяется в точности. – У тебя все в порядке? – Ага. А у тебя? Они сидят в кафе у окна. Стоят холодные весенние дни, и стекла по краям и внизу запотели. – Я на самом деле думаю, что мы никогда ничего не узнаем наверняка. – Ты все время это твердишь, Луиза. – Да. Но я хочу сказать, что мы далеко не уйдем, если только и будем делать, что задаваться этим вопросом. – Это тебе непонятно. А я в том, что он делал, не сомневаюсь. Мне только хочется узнать, чувствовал ли он потом вину. Миха в раздражении откашливается. – Хотелось бы еще разок посмотреть фотографии. – Бабушкины? – Да. Довоенные и послевоенные. – Ну… Тогда тебе придется идти к бабушке. Миха не отвечает. Ищет по карманам сигареты. С бабушкой они не виделись уже больше восьми месяцев. – Да. Что ж. В любом случае, результата никакого. – В смысле? – Я их смотрела. Ничего там не углядишь. – Когда ты смотрела? – После твоего возвращения. Когда ты мне рассказал. – Вместе с бабушкой? – Разумеется, с ней. – Она не заметила, что одной не хватает? – Да. С медового месяца. Мы всю квартиру обшарили. – Это я ее взял. – А-а. Понятно. Луиза помешивает суп. – Все равно. Ничего по фотографиям не скажешь. Семейные снимки, не больше. Застолья. Счастливые лица. Ничего определенного. Миха глядит на Луизу. Не знает, верить ей или нет. Верить не хочется. – Однако он всегда смотрел в сторону. Заметила? На послевоенных снимках. – Ну и? – Разве это ни о чем не говорит? – Нет. И вообще это неправда. Наверняка есть снимки, где он смотрит в камеру. – Назови хоть один. – Миха! Господи боже! Годовщина свадьбы. Тридцатилетие. Ома и опа в Кирхенвеге. В саду. Миха пытается вспомнить. Он по-прежнему уверен, что Луиза ошибается. – Значит, ты не считаешь, что его мучила вина? – Нет. То есть я не знаю точно. Мы никогда не узнаем. Я просто говорю, что, возможно, он никогда не задумывался об этом. – Он убивал людей. – Хорошо, Миха. Просто выслушай. Возможно, так оно и было. Люди творили ужасные вещи. Шла война. Я их не оправдываю. Отнюдь нет. Но шла война, время было жестокое и непонятное, он не мог различить добро и зло и поступал дурно. – Ну? – Вот тогда люди делают ужасные вещи. Возможно. Я по-настоящему, конечно, не знаю, но, возможно, иногда они верят в то, что делают, либо как-то привыкают, а может, иногда и нет. Просто делают и живут дальше. – И что с того? – Как это «что с того»? Ты даже не задумался над моими словами. – А я не хочу. Миха припоминает тот снимок. Сад в Кирхенвеге. Он проступает все явственнее. Почти уже видно дедово лицо. – Я только пытаюсь помочь. Нам обоим. – Знаю. * * * Мина снова выходит на работу: на неполный рабочий день, посмотреть, как оно пойдет, говорит она. Они подгадали специально к пасхальным каникулам, чтобы Миха мог оставаться с Дилан и отводить ее в ясли. Начиная с одного-двух часов довести время до обеда, а потом и до того часа, когда Миха сможет забирать ее после своих занятий в школе. |