Онлайн книга «Обезьяна и сущность»
|
– Готов поспорить, – кивает доктор Пул, – это тетраплоидия [64] . Вызвана гамма-облучением. – О, Алфред! – в восторге восклицает мисс Хук. Рассказчик В своем твидовом костюме и роговых очках Этель Хук являет собой образец необычайно цветущей, удивительно расторопной и чрезвычайно английской девушки – на такой вам и в голову не придет жениться, если только вы сами не столь же цветущи, не в той же мере англичанин и не расторопны в еще большей степени. Видимо, именно потому в свои тридцать пять Этель еще не замужем. Еще нет, но она смеет надеяться, что скоро положение изменится. И хотя милый Алфред еще не сделал ей предложения, она точно знает (и знает, что он тоже знает): его матери этого очень хочется, а ведь Алфред – образцово послушный сын. К тому же у них так много общего: ботаника, университет, поэзия Вордсворта [65] . Она уверена, что прежде чем они вернутся в Окленд, обо всем уже будет договорено – скромная церемония, совершенная милым доктором Трильямсом, медовый месяц в Южных Альпах [66] , возвращение в чудный домик в Маунт-Идене, а через полтора года первый ребенок… В кадре остальные члены экспедиции, карабкающиеся на холм с нефтяными вышками. Идущий впереди профессор Крейги останавливается, утирает лоб и пересчитывает своих подопечных. – А где Пул? – спрашивает он. – И Этель Хук? Кто-то делает движение рукой, и на дальнем плане мы видим фигурки ботаников. В кадре снова профессор Крейги: он прикладывает руки рупором ко рту и зовет: – Пул! Пул! – Чего вы не дадите им немножко полюбезничать? – добродушно осведомляется Кадворт. – Вот еще! Полюбезничать! – насмешливо фыркает доктор Шнеглок. – Но ведь она явно к нему неравнодушна. – Где двое, там и шашни. – Уж будьте уверены, она заставит его сделать предложение. – С таким же успехом можно ожидать, что он переспит с собственной матерью, – многозначительно замечает доктор Шнеглок. – Пул! – снова кричит профессор Крейги и, повернувшись к остальным, раздраженно добавляет: – Терпеть не могу, когда ктото отстает. В незнакомой стране… Кто его знает… И снова принимается орать. В кадре опять доктор Пул и мисс Хук. Услышав крики, они отрываются от своей тетраплоидной Artemisia, машут руками и спешат вдогонку остальным. Внезапно доктор Пул замечает нечто, заставляющее его громко вскрикнуть. – Смотрите! – Он указывает пальцем. – Что это? – Echinocactus hexaedrophorus [67] , да какой красивый! Средний план: доктор Пул замечает среди зарослей полыни полуразрушенный домик. Крупный план: кактус у двери между двумя камнями. В кадре снова доктор Пул. Из висящего на поясе кожаного футляра он достает длинный и узкий садовый совок. – Вы хотите его выкопать? Вместо ответа он подходит к кактусу и присаживается на корточки. – Профессор Крейги рассердится, – протестует мисс Хук. – Догоните и успокойте его. Несколько секунд мисс Хук озабоченно смотрит на доктора Пула. – Мне так не хочется оставлять вас одного, Алфред. – Вы говорите, словно я пятилетний ребенок, – раздраженно отвечает он. – Ступайте, я сказал. Он отворачивается и принимается выкапывать кактус. Мисс Хук подчиняется не сразу, а какое-то время молча смотрит на него. Рассказчик Трагедия – это фарс, вызывающий у нас сочувствие, фарс – трагедия, которая происходит не с нами. Этакая твидовая и радостная, цветущая и расторопная мисс Хук – объект самого легкого сатирического жанра и вместе с тем субъект личного дневника. Какие пылающие закаты видела она и безуспешно пыталась описать! Какие бархатные, сладострастные летние ночи! Какие чудные, поэтичные весенние дни! И, разумеется, потоки чувств, искушения, надежды, страстный стук сердца, унизительные разочарования! И вот теперь, после всех этих лет, после стольких заседаний комитета, стольких прочитанных лекций и проверенных экзаменационных работ, теперь наконец, двигаясь Его неисповедимыми путями, она чувствует, что Бог сделал ее ответственной за этого беспомощного и несчастного человека. Он несчастлив и беспомощен – потому-то она и любит его, безо всякой романтики, конечно, совсем не так, как того кудрявого негодяя, который пятнадцать лет назад лишил ее покоя, а потом женился на дочери богатого подрядчика, но любит тем не менее искренне, крепко, покровительственно и нежно. – Ладно, – наконец соглашается она. – Я пойду. Но обещайте, что вы недолго. – Конечно, недолго. Она поворачивается и уходит. Доктор Пул смотрит ей вслед, затем, оставшись один и облегченно вздохнув, снова принимается копать. Рассказчик «Никогда, – повторяет он про себя, – никогда! И пусть мать говорит что угодно». Он уважает мисс Хук как ботаника, полагается на нее как на организатора и восхищается ею как особой возвышенной, тем не менее мысль о том, чтобы стать с нею плотью единой, так же невозможна для него, как, скажем, попрание категорического императива. Внезапно сзади, из развалин домика, преспокойно выходят трое мужчин злодейской наружности – чернобородых, грязных и оборванных; несколько секунд они стоят неподвижно, а потом набрасываются на ничего не подозревающего ботаника и, прежде чем тот успевает вскрикнуть, заталкивают ему в рот кляп, связывают руки за спиной и утаскивают в лощину, подальше от глаз его спутников. Наплыв: панорама южной Калифорнии с пятидесятимильной высоты, из стратосферы. Камера приближается к земле; слышен голос Рассказчика. Рассказчик Над морем облака и тускло-золотые горы, Долины в черно-синий тьме, Сушь рыжих, словно львы, равнин, Речная галька, белизна песка, И Город Ангелов [68] посередине. Полмиллиона всяческих строений, Пять тысяч миль проспектов, улиц, Автомобилей полтора мильона, И больше, чем везде: чем в Акроне – резиновых изделий, |