
Онлайн книга «Обезьяна и сущность»
Заголовки, которые я видел этим утром в газетах, были иносказательны, они содержали не только сам факт, но и аллегорию и пророчество. Этим символичным актом мы, так стремящиеся к миру, отвергли единственное средство его достижения и предостерегли всех, кому случится в будущем отстаивать иные пути, нежели те, что неизбежно ведут к войне. – Ладно, если ты допил кофе, то пошли, – сказал Боб. Мы встали и выбрались на солнце. Боб взял меня за руку и пожал ее. – Ты очень мне помог, – снова заверил он. – Хотелось бы надеяться, Боб. – Но ведь так оно и есть, так и есть. Быть может, оно действительно так и было: выплеснув свои неприятности перед благожелательным слушателем, он почувствовал себя лучше, как-то приблизился к поэтам-романтикам. Несколько минут мы молча шли мимо проекционных и домиков администраторов в стиле Чурригеры [13] . На дверях самого большого из них висела внушительная бронзовая табличка с надписью «Лу Лаблин». – Как насчет прибавки? – поинтересовался я. – Может, зайдем, попробуем еще разок? Боб скорбно усмехнулся, и снова наступило молчание. Когда он наконец заговорил, голос его звучал задумчиво: – Бедный старина Ганди! Мне кажется, самым большим его секретом было умение ничего не желать для себя. – Да, пожалуй, это один из его секретов. – Боже, как хочется иметь поменьше желаний! – Мне тоже, – с жаром согласился я. – Ведь когда наконец получаешь желаемое, всегда оказывается, что это вовсе не то, о чем ты мечтал. Боб вздохнул и опять замолк. Он явно размышлял об Акапулько, об ужасной необходимости перейти от затяжного к неминуемому, от смутного и показного к слишком уж конкретно плотскому. Миновав улицу с административными домиками, мы пересекли стоянку для машин и углубились в ущелье между высоченными звуковыми павильонами. Мимо проехал трактор с низким прицепом, на котором стояла нижняя половина западной двери итальянского собора XIII века. – Это для «Екатерины Сиенской». – А что это? – Новый фильм Гедды Бодди. Два года назад я сделал сценарий. Потом его передали Стрейгеру. А после его переписала команда О'Тула – Менендеса – Богуславского. Мерзость! Мимо прогрохотал еще один прицеп с верхней половиной соборной двери и кафедрой работы Никколо Пизано [14] . – Если вдуматься, она в некотором смысле очень похожа на Ганди, – проговорил я. – Кто? Гедда? – Нет, Екатерина [15] . – А, понимаю. Я думал, ты говоришь про набедренную повязку. – Я говорю о святых в политике, – пояснил я. – С нею, конечно, не расправились, но лишь потому, что она рано умерла. Последствия ее политики просто не успели проявиться. У тебя было все это в сценарии? Боб покачал головой: – Слишком грустно. Публика любит, чтобы звездам сопутствовала удача. И потом, разве можно говорить о церковной политике? Получится нечто явно антикатолическое, что может легко превратиться в антиамериканское. Нет, мы не рискуем, а сосредоточиваемся на парне, которому она диктует свои письма. Он без памяти влюблен, но все это очень возвышенно и духовно, а когда она умирает, он уединяется и молится перед ее портретом. Там есть еще другой парень, который на самом деле за ней ухаживал. Она упомянет об этом в письмах. Играется это так, как того заслуживает. Они все еще надеются заполучить Хамфри… Громкий гудок заставил Боба подпрыгнуть. – Осторожно! Боб схватил меня за руку и дернул назад. Из двора позади сценарного отдела на дорогу вылетел двухтонный грузовик. – Смотреть надо, куда прете! – проезжая мимо нас, заорал водитель. – Идиот! – огрызнулся Боб и обратился ко мне: – Видел, что он везет? Сценарии. – Он покачал головой. – Их сожгут. Чего они и заслуживают. Литературы тут на миллион долларов. Он рассмеялся с мелодраматической горечью. Проехав ярдов двадцать, грузовик резко свернул вправо. Повидимому, скорость была слишком высока: под действием центробежной силы с полдюжины лежавших сверху сценариев высыпалось на дорогу. Словно пленники инквизиции, чудом спасшиеся от костра, подумал я. – Парень не умеет водить, – проворчал Боб. – В один прекрасный день кого-нибудь задавит. – Давай-ка посмотрим, кому удалось спастись. Я поднял ближайший том. – «Девушка не уступит мужчине», сценарий Альбертины Кребс. Боб припомнил сценарий. Гадость. – А что ты скажешь об «Аманде»? – Я перелистал несколько страниц. – Похоже, мюзикл. Стихи какие-то: Амелия хочет есть, Но Аманда хочет мужчину… – Не надо! – не дал мне закончить Боб. – Он стоил четыре с половиной миллиона в период битвы за повышение курса доллара. Я бросил «Аманду» и поднял еще один раскрывшийся том. Мне бросилось в глаза, что переплет у него зеленый, а не обычный для студии темно-красный. – «Обезьяна и сущность», – прочел я вслух сделанную от руки надпись на обложке. – «Обезьяна и сущность»? – несколько удивленно переспросил Боб. Я перевернул форзац. – «Новый киносценарий Уильяма Тэллиса, ранчо Коттонвуд, Мурсия, Калифорния». А здесь карандашная приписка: «Уведомление об отклонении послано двадцать шестого ноября сорок седьмого года. Конверт с обратным адресом отсутствует. Сжечь». Последнее слово подчеркнуто дважды. – Такое добро они получают тысячами, – пояснил Боб. Я принялся листать сценарий. – Снова стихи. – О Господи! – с отвращением воскликнул Боб. Я начал читать: |