Книга Сто осколков одного чувства. Эротические этюды №№1-52, страница 66 – Андрей Корф

Камера снимает заветную струйку.

Насладившись видом, камера поднимается на маму. А мама между тем горько плачет. Это выглядит непонятно и неожиданно.

Он: Ты что?

Она: Я боюсь.

Он: Чего ты боишься, глупенькая?

Она: Его боюсь. Я ничего не знаю. Я даже не знаю, с какой стороны к нему подойти.

Он: Не бойся. Он тебя не укусит, потому что нечем еще.

Она: Перестань шутить, дурак! (истерика не за горами) Тебе хорошо с твоей камерой. А мне что делать?...

Он: Подержать камеру. Смотри и учись.

Камера переходит из рук в руки и показывает, как Он довольно ловко пеленает ребенка. В результате на столе оказывается туго перевязанный сверток.

Она: Круто. Давай ты будешь ему родной матерью.

Он: Не могу. У меня молока нет.

Она: У меня тоже нет. Ты где научился так лихо детей пеленать?

Он: В книжке все нарисовано.

Она: А он не задохнется?

Он: Нет. А ты почему шепотом говоришь?

Она: Не знаю... Мне страшно.

Он: Дай мне камеру и возьми его на руки.

Она: Я боюсь. Сам бери.

Он: Хорошо.

Он берет ребенка на руки и разворачивает лицом к камере.

Он: Ну, как? Похож?

Она: (улыбаясь сквозь слезы) Не очень.

Он: Я тебе дам «не очень». Одна лысина чего стоит.

Она: Да. Лысина похожа.

Он: Теперь перестань выделываться и возьми его на руки. Пора кормить.

Она: У меня камера.

Он: Так выбрось ее к чертовой матери!

Она: Я боюсь...

Он: Убью!

Она: Ну ладно. Я попробую. Только ты поддерживай, ладно?

Он: Да. Я здесь. Выключай эту шайтан-машину.

Далее под музыку идет клип, который можно назвать «быт грудничка на останках своих родителей» Кормежки – крик – пеленание – гуляние – ночные тревоги – и снова, и снова, и снова, в убыстряющемся темпе. Островки умиления в океане забот.

Когда-нибудь музыка кончается, и кино продолжается дальше.

Рюмочная. Присутствуют старые корешки и счастливый отец.

Илюнчик: А я ей говорю: поехали в Сочи!

Петрович: А она?

Илюнчик: Она говорит: на хуй мне твои сочи, вези меня в Прагу. Прикинь... В Прагу! Я говорю, а может, тебя в Антарктиду завезти, и бросить, чтобы тебя там моржи затрахали.

Петрович: А она?

Илюнчик: А она: уж лучше моржи, чем ты, когда пьяный.

Он: Мужики. Знаете, за что я вас люблю?

Петрович: Ну?

Илюнчик: Слышь, Петрович, он нас любит.

Он: За то, что вас пеленать не нужно. И по ночам вы не орете.

Илюнчик: Это я по ночам не ору?! Поехали на Тишинку и спросим у соседки с первого этажа. Она тебе расскажет, как я вчера по ночам не орал.

Петрович: А я, Андрюш, не поверишь... Каждую ночь во сне... Того...

Илюнчик: (отодвигаясь) Я давно подозревал.

Петрович: И правильно.

Илюнчик: Так что ты нас не люби. Ты жену люби.

Он: Некогда мне ее любить. Мелочь все силы забирает.

Петрович: Но он же спит когда-нибудь?

Он: Не помню.

Петрович: А ты сядь в засаду и подожди, пока заснет. А потом жену люби.

Он: Тебе легко говорить. Теоретик, блин.

Илюнчик: Семь бед – один ответ.

Петрович: Наливай.

Камера гаснет.

Она, под торшером, с ребенком.

Он: Так тихо, что можно оглохнуть.

Она: Тише говори, а то опять заплачет.

Он: Хорошо.

Она: (устало улыбаясь) Ты бы выключил камеру. Я такая страшная сейчас.

Он: Нет. Ты самая красивая.

Она: Да брось ты. Постарела, наверное, лет на десять.

Он: Просто повзрослела. Твое детство перекочевало в Мыша, поэтому тебе так кажется.

Она: Представляешь, у меня спина болит. Я раньше думала, что это только у стариков бывает.

Он: Положи его в кроватку, и мы займемся твоей спиной. Я учился массажу у старика Камасутрыча.

Она: Да уж, помню, помню.

Он: Как то ты это плохо сказала. По стариковски.

Она: А я и есть старуха. Разве незаметно? Когда мы этим в последний раз занимались?

Он: Вот именно. Когда?

Она: В прошлой жизни.

Он: Давай наверстаем.

Она: Я спать хочу.

Он: Ну вот... Опять... (вздох) Разлюбила...

Она: Никогда. Я тебя люблю еще больше. Дядька противный...

Он: Давай хоть спину разотру.

Она: Давай. Только Мыша уложу и умоюсь. Лишь бы он не проснулся...

Она лежит на кровати, свободная от камеры рука гладит ей спину.

Она: Можешь считать до пяти... Я засну на трех с половиной.

Он: (медленно) Один. Два. Три...

Она: (сонно) Ты поезжай в субботу с Петровичем и Илюнчиком. Найди себе какую-нибудь девку и трахни... Только мне потом не рассказывай.

Он: А ты от меня не уйдешь?

Она: Не уйду. Тебя слишком много, чтобы одной мне досталось.

Он: Никогда не уйдешь?

Она: Проще будет умереть. Я тебя так люблю... Только если деньги кончатся.

Он: Совсем?

Она: Совсем. Пока будет хоть немножко – не уйду. И еще... Не пей, пожалуйста.

Он: Совсем?

Она: Много не пей. У нас в роду это типа проклятья. Все спивались. Ты уж пожалуйста, не спейся, ладно... И меня не спои.

Он: А гулять, значит, можно?

Она: Сколько хошь...

Он: А тебе ведь нельзя. Я в этом смысле обычный жлоб. К столбам не ревную, но если изменишь – выгоню.

Она: Ну и дурак. Повзрослеешь – перестанешь.

Он: (останавливаясь) Ты что, хочешь сказать...

Она (садясь и разворачиваясь) Я хочу сказать, что мне даже думать о других мужиках тошно. Это во-первых. Во-вторых, одного твоего слова достаточно. Тебе нужна моя верность – ты ее получишь. Для меня это нетрудно, честное слово. Особенно сейчас... А в третьих, господин массажист, вы меня таки достали вашими ручками и я требую немедленно похерить разговоры и заняться делом, пока это маленькое чудовище не захотело поучаствовать... Гаси камеру, я теперь стесняюсь...