Онлайн книга «Сто осколков одного чувства. Эротические этюды №№1-52»
|
Он: Да. Он не верил людям и боялся пускать их на свой чердак. Особенно после того, как ушла мама. Она: Можно жестокий вопрос? Он: Да. Она: Может, она ушла именно потому, что он не замечал людей? Начиная с нее самой? Он: Нет. И ее, и меня он видел прекрасно. Мы были его частью. Она: Тогда почему? Он: Не знаю. На поминках была наша старая участковая. Она помнит папу и маму с тех времен, когда и меня еще не было. Она рассказала мне, как переживала, когда они расстались. И еще... Она: Что? Он: Еще она сказала, что когда она пыталась отговорить маму, ты сказала ей только одну фразу: «Он мне ничего не может больше дать». Сильно, правда? Она: Странно. Он: А твои тоже разошлись? Она: Нет. Но лучше бы разошлись. Живут под одной крышей, как звери. Водка, скандалы... А в перерывах молчат. Он: Понятно. Она: Он тяжело переживал уход твоей мамы? Он: Я только теперь понимаю, как тяжело. Но держался молодцом. Она: Ты тоже сейчас держишься молодцом. Он: Это потому что ты со мной. Она: Вот видишь. А ты не хотел, чтобы я приезжала. Он: Не хотел, чтобы в медовый месяц тебе пришлось выносить судно из-под незнакомого человека. А потом – хоронить его. Она: Твой отец – это часть тебя. Он не чужой мне. Он: Знаешь... Так пусто сейчас внутри. Если бросить камень, не дождешься, пока он стукнется об пол. Я как будто ушел вместе с ним. Она: Я тебя не отпущу. Слышишь! Он: Да тише ты, руку оторвешь... Я здесь. Она: Да. Если пойдем, то вместе... Слышишь? Вместе! А это кто? На экране Он, лет на семь моложе, идет за руку с молодой, симпатичной девчонкой. Лица у них обоих глупые, но счастливые. Совершенно по-театральному идет снег. Он: Это долгая история. Она: Та, которую ты мне уже рассказывал? Он: Да. Мы приехали на каникулах, чтобы пожить недельку в папиной квартире. А он неожиданно вернулся из путешествия. Встретились прямо на вокзале. Получилось очень глупо. Она: Так и жили втроем? Или вы развернулись и уехали? Он: Нет. Он светски раскланялся и уехал к приятелю на неделю. Ему пришлось ездить оттуда на работу через весь город. А к нам приехал только один раз, очень важный и с камерой наперевес. Сказал, что пора когда-то и людей начать снимать. Она: Твой папа был хороший человек. Он: Он был скупой и любил поворчать после работы. В последние годы это ворчание иногда по-стариковски затягивалось на целый вечер... А еще он был ипохондрик и с каждой царапиной бежал в больницу... Он был самый лучший человек из тех, кого я встречал. Самый чистый и честный. Мне стыдно, что я не такой. Она: Наверное, ему трудно жилось. Он: Не очень. Люди любят безвредных чудаков, даже когда не понимают их. С ними веселее. И потом, у папы было еще кое-что, что люди очень ценят. Она: Дай я попробую угадать... Чувство юмора? Он: Нет. Он никогда ни к кому не лез в душу. И помогал, только когда просили, а не наоборот, как большинство других. Она: Что он тогда сказал про твою... девушку? Он: Порадовался вместе со мной, что в нашем доме поселилась настоящая принцесса. Он разбирался в женщинах примерно так же сильно, как я... тогда. Она: А мне так и не удалось с ним поговорить... Он: Он смотрел на тебя и держал за руку. Знаешь... Она: Что? Он: Я ведь до сих пор не сказал тебе «спасибо». Она: Перестань. Он: Я найду слова потом, ладно? Когда мы снова научимся спать и вообще жить, как нормальные люди. Когда у нас, все-таки, начнется медовый месяц... Она: Мне очень стыдно, но я счастлива даже сейчас. Мы стали еще ближе за эти дни. Он: Ближе? Да мы просто срослись, как сиамские близнецы. Она: Это даже страшно. Он: Почему? Она: Потому что теперь мы никогда не сможем расцепиться. Даже если захотим. Он: Но мы ведь не захотим? Она: Ох, дядька... Давай попробуем поспать. Он: Мы уже пробовали полчаса назад. Она: Пора еще раз. Он: Хорошо. Ты первая закрывай глаза. Она: Нет. Ты первый закрывай и ложись ко мне на коленки. Вот так... Дядька мой... Я научу тебя снова улыбаться, только дай время... Напевает, как детскую колыбельную, протяжную народную песню. Пленка заканчивается. Белый экран держится еще секунду-другую и гаснет. Камера идет по коридору. Бежит по коридору. Слышны чужие деловитые голоса. Мелькают полосы света и тени. Очень длинный коридор. Бесконечный. Он, отвернувшись, лежит на кровати. Она, с камерой, подходит к Нему. Она: (тихо) Вставай. Он молчит. Она: (громче) Вставай! Молчание. Она: (орет) Вставай!!! Он вяло шевелится, но не отвечает. Она: (нормальным голосом) Говорю последний раз. Вставай. Он не подает признаков жизни. Она идет с камерой к штативу и устанавливает ее. Потом возвращается к постели. Теперь мы видим и ее, и то, как она подурнела и поправилась, ожидая ребенка. Она: (обернувшись к камере) Хмурое утро. Дубль первый. Берет в руки таз, до половины наполненный водой, и выливает его на мужа. Тот, естественно, просыпается и садится в постели. По его опухшему лицу становится понятно, что речь идет не об обычном сне, а о тяжком похмелье. Он тупо смотрит на нее, потом берет таз и ставит его на пол. Наклоняется над тазом. Она садится рядом, прямо на мокрую постель. Он долго смотрит в таз, пару раз сглатывает ком в горле, но рвота не приходит. Он мутно смотрит на жену. Она: С добрым утром. Он: (хрипло) Сколько времени? Она: Какая разница? На работе тебя уже не ждут. Он: Почему? Она: Две недели подождали, потом перестали. Он: А где я был? Она: Тебе виднее. Он: (помолчав) Прости меня... Она: Нет. Он: Пиво осталось? Она: Нет. Он: Можно, я к тебе на колени лягу? |