
Онлайн книга «Ведьмаки и колдовки»
— Что вы на меня так смотрите? — нервозно поинтересовался он, одергивая штанину. Белую с золотым кантом. И поплиновый жилет ярко-розового колеру с вышитыми райскими птичками. А пиджак клетчатый, по новой моде в талии присобранный, и с хлястиком еще… Светлые ботинки. Темно-рыжая борода… кожа медная, суха, и сухость эта ощущается даже через тонкий шелк перчаток Ядзиты. Хорошие руки. Надежные… у отца вот белыми были… …и остались. Встречать их вышел старый Кристоф, единственный из слуг, кто остался при поместье. И Ядзита подивилась тому, что за прошедшие месяцы ничего-то не переменилось… старое имение, древнее. Сад одичалый подобрался к самым окнам, забросил на них гибкие плети плюща и птичьего винограда, который уже начал вызревать, привлекая к дому стаи воробьев. Некогда Ядзита и сама пыталась есть эти крохотные темно-синие ягодки. От них болел живот, а во рту появлялась странная сухость, которая не исчезала, сколько воды ни выпей… пила… сама тягала воду из колодца… и он здесь, во дворе, темно-красные камни проглядывают сквозь редкие прорехи в покрывале мха. Вода из колодца пахнет тиной. Или это не тина? Двор зарос снытью и крапивой. И кучер недовольно крутит головой, ему не по вкусу это старое странное место. Здесь небось и конюшни приличной нет. Людям тоже несладко придется. Дом древний. И крыша частью обвалилась, а где не обвалилась, там она протекала. На самом хребте проросли березы, вцепились тонкими корнями в древнюю черепицу, распластали поверху ветвяные сети… …Северная башня сгорела, еще тогда, в далеком детстве Ядзиты, и ныне взирала на нее черными провалами окон с упреком и надеждой. А окна Южной светились зыбким рыжим светом. — Панночка Ядзита. — Кристоф подал руку, и Ядзита приняла, а потом… — Не смогли уйти? — спросила она, коснувшись ножкой земли. …накануне шел дождь, и земля размокла, набрякла. — Как же я его брошу-то? — ответил Кристоф. — И как вам… — Неплохо, знаете… спина вот болеть перестала. А вы, значит, вернулись… — Ненадолго. — Наши будут рады. Аврелий Яковлевич, выбравшись из экипажа, долго озирался, шевелил бровями и себя за бороду щипал. Место это нравилось ему еще меньше, чем кучеру, который весьма надеялся, что господа вспомнят о нем и отпустят восвояси. Ведьмак вспомнил: — Милейший, отнеси багаж в дом. И коней распряги… …и бросил злотень, радуясь тому, что загодя договорился о недельном найме. — А ты, девонька, веди давай… показывай семейное гнездовище. Скрипнула дверь. — Ядзя пришла! — Клео съехала по широким перилам. — Ядзя! А я выросла! — Да неужели? — Ага! — Дорогая, — Люсиль спускалась по лестнице, придерживая ветхое платье, — вам явно не хватает сдержанности. Леди не следует столь бурно проявлять эмоции… — Ах, Ядзечка! А похорошела-то как! — Марта вышла из стены. — Люську не слушай, она у нас решила ледью заделаться… — Я, между прочим, рождена была в благородном семействе, где… — …не успели всю дурь выбить, — фыркнула Клео, повиснув на шее. — А ты такая взрослая стала… а это кто? Тоже жених? Аврелий Яковлевич, разглядывавший изрядно потраченное временем убранство холла, от этакого предположения закашлялся и сипло выдавил: — Нет. — Нет, — подтвердила Ядзита с некоторым сожалением, которое, как она надеялась, не было слишком заметно. — Жаль. А то нам понравилось… — Болтаешь много, — зашипела Люсиль, глядя на ведьмака искоса. Тот сделал вид, будто не слышал… да и зачем, когда знает правду? Ядзита рассказала. Еще тогда, когда пришел он к ней… …камера. …и узкая лежанка с соломенным матрацем. Одеяло теплое, под которое Ядзита с головой забралась. Так и лежала, суда дожидаясь. А в том, что суд состоится всенепременнейше, она не сомневалась: слишком многие видели… …слишком многие знают. Нет, Ядзита не боялась смерти и обиды не испытывала, скорее уж желание, чтобы все поскорей закончилось. И когда скрипнула дверь, она села, торопливо оправив не особо чистое платье. — Страдаешь? — осведомился Аврелий Яковлевич, прислоняясь к косяку. Выглядел он преотвратительно и слаб был, и эту слабость Ядзита чуяла остро. — Нет, — ответила она. — И правильно. Пострадать завсегда успеется… что делать думаешь? — А у меня есть выбор? — И верно… не особый… плаха — она не выбор, а… — Он махнул рукой и вошел. Дверь за собой притворил. Добрался до лежанки, сел и со вздохом ноги вытянул. — Не те у меня годы уже, чтобы этак забавляться, — сказал брюзгливо. — На от, съешь конфетку. И из кармана коробку монпансье вытащил. Яблочных. Ядзита их с детских далеких лет любила. Правда, покупала нянечка карамельки самые дешевые, которые на вес, а не этакие, в размалеванных жестянках. — Спасибо, — сказала она. — Пожалуйста… а выбор у тебя, девонька, такой. Или идешь на службу его величеству… или в монастырь… — А плаха? Аврелий Яковлевич усмехнулся: — А что, так сильно хочется? — Совсем не хочется. — От и правильно. Жизнь… она хорошая штука… Ядзита сразу ему поверила. И выбор свой сделала, верно, еще до появления ведьмака. — А… что надобно королю? — Надобно… надобно, чтобы беспокойники покой находили… ну и… Хельмов храм пустым стоит. Разумеешь же, что не людям с богами шутки шутить. Раз уж ты на роду Проклятым отмечена, то и быть тебе нынешнею жрицей. Ясно? Что ж неясного. Черные камни, в которых сокрыта иная, нечеловеческого рода сила, звали Ядзиту. И можно было тысячу раз говорить себе, что зов их рожден сугубо воображением, но… — Нам понадобится клинок… — И алтарь. — Алтарь уже есть, — сказала Ядзита. — Он… согласится переехать. Аврелий Яковлевич разулыбался, и улыбка, следовало сказать, переменила хмурое его лицо, которое сделалось и моложе, и красивей. — От и умница моя… а ножичек, то верно, заберем… негоже таким вещам без присмотру быть. Ядзита кивнула. — И… я… мне… мой отец не должен больше… надо мной власть… |