Онлайн книга «Ведьмаки и колдовки»
|
Сильной. И быстрой. И еще почти вечной… Она согласилась и ждала, будучи всецело счастлива в этом ожидании. Но растреклятая панночка Белопольска не стала есть шоколад, чем очень-очень разозлила того, кто поселился в Богуславе. Он ведь предвкушал сладость чужой смерти. Разочаровали. От колючей его злости Богуслава плакала кровью. Не боялась. Но собирала кровь со щек пальцами, а пальцы облизывала, удивляясь тому, до чего кровь вкусна… …потом, позже, когда все закончится… …обещает… …надо только немного помочь… …ему и той, которая подарила его Богуславе… или, наоборот, подарили Богуславу? Какое это имеет значение? Никакого… Панночку Белопольску следует убить… только осторожно, чтобы походило сие на несчастный случай… рано привлекать внимание… рано… а убивать легко. Богуславе прежде не доводилось? Это не страшно. Тот, который в ней обжился, знает, как правильно убивать, даже если без крови… хорошо, если без крови, потому что он слишком взбудоражен. И почти готов выдать себя. Тогда та, которая призвала его в мир и в Богуславу, будет недовольна. Ее он бы тоже хотел убить, но неспособен. Поводок держит. И приходится подчиняться. Встать рано. Одеться… потом, позже, одежда станет не нужна Богуславе, она уже мешает, сковывая движения, но надо терпеть. Выйти. Ждать. И пристроиться за панночкой Тианой… от нее пахнет свежим мясом… мясо вкусное, особенно когда сырое… и Богуслава сглотнула слюну, которой наполнился рот. Она… не она, но значения не имеет, прекрасно помнила вкус человечины. …дичи… …разумная дичь всегда интересней неразумной. Богуслава слюну сглотнула. Запах жертвы дурманил… и тянуло вцепиться клыками в смуглую шейку, раздирая и кожу, и мышцы, и тугую жилу. Кровью плеснет, и будет литься духмяным потоком, только успевай пить… успела бы, а потом с преогромным наслаждением слизывала бы ее, подсыхающую, с рук и когтей. Нельзя. Тот, кто жил в Богуславе, согласился, что пока — нельзя… позже… когда луна наполнится силой и тонкие миры коснутся друг друга… всего-то на миг; но ей, сильной, которой служат и Богуслава, и ее гость, уже ставший хозяином в теле, хватит и мига. А пока… Идти рядом, но не настолько близко, чтобы заметили… дышать в такт дыханию, отмеряя последние секунды чужой жизни. А панночка Тиана не торопится… платье подобрала, ковыляет, с трудом удерживаясь на тонких каблучках… и у лестницы замерла, вздохнула… …сделала робкий шажок, обеими руками держась за перила… …и второй… Теперь быстрее, но не бегом. Все должно выглядеть естественно… девушки почти спустились, и Богуславу никто не упрекнет в том, что она торопится… …торопится. Бежит почти, хотя великоможные панночки и не бегают, неприлично это; но тот, который прячется в ней, лишь смеется. И Богуслава вместе с ним — до того нелепой показалась ей собственная мысль. Неприлично? О да, скоро приличия потеряют свое значение… Она толкнула Тиану легонько; со стороны все гляделось так, будто бы Богуслава лишь задела ее подолом платья… но Тиана покачнулась… …и полетела по лестнице, чтобы замереть у подножия ее нелепою тряпичной куклой. И тот, который жил в Богуславе, выглянул, желая убедиться, что она, мешающая хозяйке, и вправду мертва… лежит, не шевелится. Дышит ли? — Мамочки! — послушно завизжала Богуслава, удивляясь тому, до чего неприятным, скрежещущим стал голос. А в воздухе запахло кровью. Свежей. Сладкой… слаще яблок и меда… и тот, который жил в ней, с преогромным наслаждением вдыхал этот аромат, рассказывая о том, как потом, позже, когда хозяйка изменит мир, они с Богуславой напьются досыта… и голод, снедающий их обоих, утихнет. Потом… …когда луна нальется истинною силой. Уже недолго ждать. Утром Себастьяна вновь попытались убить. Спустился он к завтраку поздно, заранее ненавидя и полезный свекольный сок свежего отжима, и вареную спаржу, и даже морковную запеканку. Себастьян с нежностью и тоской вспоминал краковельскую колбасу, а заодно уж Лихославову невесту, к которой приближаться и вправду не следовало. …и про туфли, которые были тесны, думал. Это было неприятно. И странно. Обувь шили по мерке, как и платья… и вчера только доставили новую пару, весьма панночке Тиане приглянувшуюся — да и как устоять девичьему сердцу против кремового атласу, расшитого стеклярусом? И еще бантики. К бантикам у панночки Тианы было особо нежное отношение. А нынешние просты. Не атлас — кожа, и дубовая какая-то… каблук высокий, тонкий. Идти приходится осторожненько… и Тиана с извечною ее торопливостью отстраняется, уступая место Себастьяну… пальцы жмет, пятку натирает, и с каждым шагом — все сильней. А тут лестница, всего-то ступенек двадцать, но выглядит едва ли не бесконечною… …ковер убрали. Это Себастьян отметил машинально, обеими руками хватаясь за перила, и почти не удивился тому, что перила эти оказались скользкими… Конкурсантки спешили на завтрак. В молчании. И панночку Тиану обходили стороной, лишь эльфиечка бросила раздраженный взгляд… ну да, разочаровалась она в легенде-то… легендам рыгать не положено, как и разговаривать с набитым ртом. Легенда должна быть далекой и прекрасной, аки звезда… Тьфу, и лезет же в голову поутру всякая ерунда… …но главное, что лестница длинная. Каблуки тонкие. Туфли тесные, и юбки еще к ногам липнут, того и гляди — спеленают… …этого дожидаться не стали. Достало малости — легкого, будто бы случайного толчка в плечо… и Тиана покатилась по ступенькам… Себастьян успел сжаться в комок. Было не столько больно, сколько неприятно… — Мамочки! — донесся истошный визг, кажется, Богуславы… …а ведь она шла следом. Точно. Шла и толкнула, словно бы невзначай. Иным бы разом Себастьян не обратил бы внимания на этакое легкое, скользящее прикосновение… но тут туфли. И каблуки. Скользкий поручень, точно специально натертый воском. А может, и специально? Себастьян сел, потирая шею. — Ох и скользкие у вас ступеньки, панна Клементина! — сказал он, глядя на хозяйку Цветочного павильона снизу вверх, с должной толикой огорчения. — Прям сил нет! |