
Онлайн книга «Воды слонам!»
— А разве Уолтер не сможет за ним присмотреть? Я закрываю глаза и прислоняюсь к ней лбом. — Все не так просто. — А в чем дело? — Вчера меня вызывал Дядюшка Эл. Заставлял убедить тебя вернуться к Августу. И даже угрожал. — Само собой. Это же Дядюшка Эл. — Да нет, он угрожал сбросить с поезда Уолтера и Верблюда. — Ну, это все пустые разговоры. Не обращай внимания. Он в жизни никого не сбрасывал. — Кто тебе такое сказал? Август? Дядюшка Эл? Она ошарашено поднимает на меня глаза. — Помнишь, в Давенпорте к нам нагрянуло железнодорожное начальство? — продолжаю я. — Так вот, той ночью в Передовом отряде недосчитались шести рабочих. — Я думала, это просто кто-то хотел вставить палки в колеса Дядюшке Элу. — Нет, они приходили потому, что с нашего поезда сбросили с полдюжины человек. Среди которых должен был быть и Верблюд. Потаращившись на меня еще немного, она прячет лицо в ладони. — Боже мой. Боже мой. Ну я и дура. — Что ты! Вовсе не дура. Просто разве можно вообразить себе такое зло? — говорю я, заключая ее в объятия. Она прижимается лицом к моей груди. — Ох, Якоб… что же нам делать? — Не знаю, — отвечаю я, гладя ее по голове. — Что-нибудь придумаем. Но пока нам нужно вести себя очень, очень осторожно. Обратно мы возвращаемся порознь и тайком. Когда до ярмарочной площади остается около квартала, я отдаю Марлене чемодан и смотрю, как она пересекает площадь и исчезает в костюмерном шатре. Поболтавшись неподалеку еще некоторое время: на случай, если там окажется Август, и убедившись, что все в порядке, я возвращаюсь в вагон для лошадей. — А вот и наш герой-любовник, — встречает меня Уолтер. Он как раз придвигает к стене сундуки, пряча Верблюда. Старик лежит, закрыв глаза и открыв рот, и храпит. Должно быть, Уолтер его снова напоил. — Брось, Уолтер, больше не нужно, — говорю я. Он выпрямляется. — Не нужно — что? — Прятать Верблюда. — Да о чем это ты, черт возьми? — набрасывается на меня он. Я опускаюсь на свою постель. Ко мне тут же подскакивает, виляя хвостом, Дамка. Я чешу ее за ушами, а она обнюхивает меня с ног до головы. — Якоб, в чем дело? Когда я рассказываю ему обо всем, выражение потрясения на его лице сменяется неприкрытым страхам и недоверием. — Ну ты и сволочь, — говорит он, когда я умолкаю. — Уолтер, прошу тебя… — Итак, ты собираешься слинять в Провиденсе. Премного тебе признателен, что ты согласен ждать так долго. — Это из-за Верблю… — Понятное дело, что из-за Верблюда, — кричит он и ударяет себя кулаком в грудь. — А обо мне ты подумал? Я открываю рот, но не могу вымолвить ни слова. — Ну да, чего ж от тебя еще ожидать, — саркастически завершает он. — А давай с нами! — выпаливаю я. — О да, очень мило. Лишь мы втроем, никого лишнего. Но даже если и так, то куда нам прикажешь податься? — Справимся в «Биллборде», где есть работа. — Да нигде! Цирки прогорают по всей этой проклятой стране! Люди голодают. Голодают! И это в Соединенных Штатах Америки! — Ну, что-нибудь где-нибудь да найдем. — Черта с два, — качает головой он. — Ох, Якоб. Надеюсь, она того стоит — больше мне и сказать-то нечего. Я ухожу в зверинец, постоянно поглядывая по сторонам, не попадется ли где Август. Его там нет, но среди рабочих зверинца растет напряжение. Днем меня вновь вызывают к Дядюшке Элу. — Садись! — говорит он, едва я вхожу, и указывает на стул напротив себя. Я сажусь. Он откидывается в кресле, крутя ус, и прищуривается. — Ну что, есть чем похвастаться? — Пока нет. Но думаю, что она согласится. Глаза у него расширяются, и он даже перестает крутить ус. — Что, правда? — Не сразу, конечно. Пока она сердится. — Конечно-конечно, — с горящими глазами наклоняется ко мне он. — Но ты правда думаешь?… — он не заканчивает вопроса, однако в голосе явно слышится надежда. Я глубоко вздыхаю и откидываюсь на спинку стула, закинув ногу на ногу. — Если двоим назначено быть вместе, они будут вместе. От судьбы не уйдешь. Дядюшка Эл пристально смотрит мне прямо в глаза, а на губах у него намечается улыбка. Подняв руку, он щелкает пальцами. — Бренди для Якоба! — приказывает он. — И для меня тоже. Миг спустя у нас в руках оказывается по большому бокалу. — А скажи мне тогда, как долго, по-твоему… — начинает он, обмахиваясь рукой. — По-моему, ей хочется показать характер. — Конечно-конечно, — подается вперед он, сверкая глазами. — Конечно. Я все понимаю. — Кроме того, ей важно чувствовать, что мы на ее, а не на его стороне. Вы же знаете женщин. Вот покажется ей, что мы не сочувствуем — и будет только хуже. — Конечно, — отвечает он, одновременно кивая и покачивая головой, так, что она почти описывает круг. — О чем речь! И что, по-твоему, нам нужно делать? — Ну, понятное дело, Августу следует держаться на расстоянии. Не исключено, что тогда она начнет по нему скучать. Может, стоит даже сделать вид, что ему она больше не нужна — женщины в этом плане вообще странные. И она ни в коем случае не должна догадаться, что мы пытаемся свести их снова. Важно, чтобы она думала, будто ей самой захотелось вернуться. — Ммшш, ну да, — задумчиво кивает он. — Разумно. А сколько времени, по-твоему… — Думаю, неделя-другая. Он перестает кивать и широко распахивает глаза: — Так долго? — Я могу попытаться ускорить дело, но велик риск, что получится строго наоборот. Вы же знаете женщин, — пожимаю плечами я. — То им нужно две недели, а то и дня достаточно. Но если она почувствует, что на нее давят, то будет сопротивляться, лишь бы показать характер. — Да, верно, — отвечает Дядюшка Эл, поднося к губам палец, и глядит на меня долгим и пристальным взглядом. — А вот скажи, чего это ты вдруг переменил свое вчерашнее решение? Я поднимаю бокал и закручиваю бренди, не отрывая взгляда от точки, где начинается ножка. — Скажем так, я вдруг увидел все совершенно иными глазами. Он сощуривается. — За Августа и Марлену! — провозглашаю я, вознося бокал. Бренди плещется о стенки. |