Онлайн книга «Тысяча и одна ночь отделения скорой помощи»
|
Я пообещал. Снова пообещал. Она, как всегда, одержала верх. Стоп-кадр: 13 часов, в больнице, внизу, бокс 5 Возьмем большой котел под названием “Отделение скорой помощи”. Смешаем в нем соль ожидания, лимонную кислоту боли, горечь усталости персонала. Добавим немного античной трагедии. Подогревайте на медленном огне столько времени, сколько в среднем уходит на ожидание врача, то есть три часа. Как только варево дойдет до кипения, создайте на сцене незабываемую атмосферу: свечи, белая скатерть, три размеренных удара… Тук… тук… тук… Тук! Тук! Тук! [23] Смесь готова. Можно подавать на стол. Ешьте, сколько влезет. На сцене появляются Фроттис, интерн, и мадам Каллас, пациентка: она будет петь. Мадам Каллас, двадцати семи лет, обратилась по поводу болей во влагалище и выделений с неприятным запахом. Они пока этого не знают, но трагедия уже началась. Фроттис сегодня сильно опоздала, осталась без завтрака. Пациентов слишком много, а значит, останется и без обеда. Она устала, к тому же пациентка – женщина неприятная (“Не люблю врачей, больницы, вы слишком молоды, чтобы изображать доктора…”). Близилось неотвратимое. Фроттис натянула перчатку, вспоминая наставления профессора: “Чтобы пациентка хорошо перенесла вагинальное обследование, нужно неотрывно смотреть ей в глаза – в этом весь секрет”. Примерная ученица, Фроттис в точности последовала совету: не спуская глаз с пациентки, протянула руку, подцепила каплю смазки и приступила. Пациентка тоже смотрела на нее. Они могли бы играть в “Замри – отомри”: “А кто первый отомрет, тот получит шишку в лоб”. Но это выглядело бы странно, ведь это была не игра. В действительности всем стало не до смеха, потому что на этом представление закончилось – acta fabula est. (То, что произошло потом, было слишком печально, чтобы рассказывать об этом; пусть читатель сам додумает, когда поймет, какая драма разыгралась на подмостках.) Какой урок извлекла Фроттис из этого эпизода? Смотреть пациентке прямо в глаза – это хорошо, но перепутать смазку с водно-спиртовым гелем – это, наоборот, плохо. И больно. Пациентка запела. На латыни. Первый этаж, Амели Моя коллега приступила к работе в кабинете амбулаторного приема. Гармония М., тихое хрупкое существо, обратилась к нам по поводу кожной сыпи. Странное сочетание экземы и псориаза. Высыпания по всему телу. – Это появилось неделю назад. Начальник снова накричал на меня и – бац! Она сняла перчатки, помахала руками. Не помогали ни кремы, ни лосьоны. Несчастная страдала, потому что не могла послать своего шефа куда подальше. Их много, этих тиранов, мужчин и женщин, шишек на ровном месте, микроскопических повелителей неведомо чего. Они угнетают других, гнут их в бараний рог, наслаждаясь собственным садизмом. Две недели назад она заметила, что кожа стала шелушиться. – Он наорал на меня, потому что я не сложила почту в алфавитном порядке. И что мне было делать, доктор? Амели подмывало сказать: “Убить его и закопать труп в лесу”, но это не согласовывалось с должностными инструкциями врача, которые сочиняют вышестоящие инстанции. – Смотрите, какой ужас! Как змеиная чешуя! Я так испугалась… – Пошлите его к чертовой матери. – Не могу. Он же мой начальник, это грозит серьезными последствиями. Будь я на месте Амели, я бы не стал давать советы. Ведь я сам уже в который раз обещаю себе послать ко всем чертям шефа Мегафона. Безуспешно. Самые болтливые львы – не всегда самые храбрые. Амели, не моргнув глазом, продолжала: – Серьезна только смерть. Он вам отравляет жизнь, а значит, вы сейчас придете к нему и скажете: “Пошел к черту!” И повторила, чтобы усилить впечатление: – Серьезна только смерть, мадам, а жизнь полна неожиданностей. Сегодня вы пошлете его куда подальше и станете для него неожиданностью. Гармония, наконец набравшись решимости, проговорила: – Хорошо, я это сделаю. Уже пора. Амели рассудила справедливо: стоит ли покрываться чешуей и превращаться в змею, если не хочешь укусить? Изучая эмбриогенез, мы узнали, что и нервная и кожная ткани имеют общее происхождение – они развиваются из наружного зародышевого листка. А значит, все, что мы чувствуем, все, что с нами происходит, долго скрывать невозможно. Все проступает на коже. Хирургическое отделение, третий этаж, Пуссен Мы порой привязываемся ко всяким мелочам. А в медицине эти мелочи иногда прочно связаны с нашей собственной персоной. Возьмем, к примеру, мошонку. Месье Меркурий, тридцать шесть лет. Госпитализирован накануне по поводу перекрута яичка (тут нечего объяснять, все и так понятно). Решения может быть только два: либо вручную исправить ситуацию, либо вскрыть мошонку и посмотреть, не почернел ли мистер Бин (так я зову яички). Если мистер Бин почернел, значит, уже поздно и машинку для производства детишек придется удалить. Очень редко, но такое случается… Каково же преимущество мистеров Бинов? Их двое! Пуссен осматривал месье Меркурия на следующий день после операции. Он метался и крутился в кровати, наверное, хотел задать вопрос, но не решался. Пуссен чувствовал, как он волнуется… Пуссен, добрая душа, заговорил первым: – По-моему, вы хотели у меня что-то спросить. Давайте, мы же с вами мужчины. Тот смущенно пробормотал: – Меня вчера хирург прооперировал, но сегодня я его не видел, а поскольку боюсь трогать повязку, то не знаю… Пуссен все понял и испуганно спросил: – Не знаете чего? Пациент выдохнул: – Отрезали ли мне яичко… Ой! – ОНО на месте, месье, ОНО по-прежнему на месте… Послышался вздох облегчения. Третий этаж, гастроэнтерология, Анабель У нее пациент – месье Жозеф семидесяти трех лет, на пенсии, дедушка, страдает диабетом. Бывший плотник. Всю жизнь пилил. Поленья, бревна, доски. Потом пришли в негодность пальцы ног: месье Жозеф махнул рукой на свой диабет. И ему удалили пальцы – сначала на левой ноге, потом на правой. Ой! |