Книга Крылья, страница 13 – Терри Пратчетт

— Что ты имеешь в виду? — не понял Масклин.

— Они говорят: «Как поживаете?», «Какой славный денек!», «Как вам нравится такая погода?» Все эти слова означают одно: я, как и ты, жив.

— Да, но подобными словами обмениваются и номы, Талисман. Это называется общением. Тебе тоже стоило бы попробовать.

Сумка закачалась и обо что-то ударилась. Номы отчаянно вцепились в ее бока. И только Ангало держался одной рукой, потому что другой придерживал страницу, которую читал.

— Я опять голоден, — сказал Гердер. — Нет ли в этой сумке чего-нибудь съедобного?

— В тюбике есть зубная паста.

— Спасибо, зубная паста меня что-то не соблазняет.

Послышался какой-то рокочущий звук.

Ангало поднял голову.

— Узнаю этот звук, — сказал он. — Зловещий двигатель внутреннего сгорания. Мы в автомобиле?

— Опять? — охнул Гердер.

— Как только сможем, мы выберемся наружу, — сказал Масклин.

— Что это за грузовик, Талисман? — спросил Гердер.

— Это вертолет.

— Какой шумный! — сказал Гердер, который впервые услышал слово «вертолет».

— Это самолет без крыльев, — вставил Ангало, который таки слышал это слово.

Несколько мгновений Гердер размышлял в явном испуге.

— Талисман! — медленно произнес он.

— Да?

— Что удерживает его от падения?

— Наука.

— Наука? Хорошо. Тогда все в порядке.

Рокот продолжался довольно длительное время. Постепенно номы так привыкли к нему, что перестали замечать, поэтому внезапное наступление тишины ошеломило их.

Они лежали на самом дне сумки, слишком обескураженные, чтобы о чем-либо разговаривать. Кто-то — очевидно, Внук Ричард — поднял сумку, понес ее, затем положил, опять поднял, понес, положил, а затем швырнул на что-то мягкое.

Наступила благословенная тишина.

И наконец послышался голос Гердера:

— Все в порядке. А кто-нибудь знает, какова на вкус зубная паста?

Масклин нашел маленький черный кубик среди бумажных вырезок, скомканных листков бумаги и пыли на дне сумки.

— Ты представляешь себе, где мы находимся, Талисман?

— Номер сто три, гостиница «Новые горизонты» на Кокосовом побережье, — ответил Талисман. — Я принимаю сообщения.

Гердер протиснулся мимо Масклина.

— Я должен выбраться отсюда, — сказал он. — Не могу здесь больше торчать. Подсади меня, Ангало. Я думаю, что смогу долезть до самого верха.

Неожиданно затрещала расстегиваемая «молния». Сумку затопил свет. Номы поспешили укрыться кто где мог.

Масклин увидел, как в сумку опустилась большая, больше, чем он сам, кисть руки, схватила сумочку с зубной пастой и лоскутом фланели и вытащила наружу.

Номы не шевелились.

Немного погодя до них донесся отдаленный шум льющейся воды.

Номы все еще не шевелились.

— Бум-бум фум зум-хум-хум, чум зум ху-ум…

Человеческий голос заглушал все остальные звуки. И звучал с необычной гулкостью.

— Кажется… он поет? — шепнул Ангало.

— Хум… хум-фум-бум хум… зум-ху м-бум… Хууууммм бум…

— Что все это значит, Талисман? — прошептал Масклин.

— Он ушел в другую комнату и моется там под текущей сверху водой, — объяснил Талисман.

— И для чего он это делает?

— Вероятно, чтобы смыть с себя грязь.

— И мы можем без всякой опасности вылезти из сумки?

— Безопасность — понятие относительное.

— Ты хочешь сказать, что к нему можно относиться по-разному? — не понял Масклин.

— Я хочу сказать, что полной безопасности не бывает. Но я думаю, что человек будет мыться достаточно продолжительное время.

— Да. Ему надо смыть столько грязи, — сказал Ангало. — Вылезаем.

Сумка лежала на кровати. И было совсем нетрудно спуститься по покрывалу на пол.

— Хум-хум хууум бум… — напевал человеческий голос.

— А что мы будем делать теперь? — сказал Ангало.

— Прежде всего мы должны поесть, — твердо сказал Гердер.

Масклин пробежался по толстому ковру. В ближайшей стене была высокая стеклянная дверь. Она была слегка приотворена, и в щель задувал теплый ветерок, принося с собой невнятные звуки ночи.

Будь на месте номов человек, он услышал бы треск и жужжание цикад и других маленьких таинственных существ, у которых, кажется, нет никаких иных дел в жизни, кроме как сидеть в кустах и издавать несоразмерно громкие звуки. Но все, что слышат номы, звучит для них замедленно и растянуто, как еле крутящаяся пластинка на испорченном проигрывателе. Им казалось, будто они находятся в дикой пустыне, где раздается легкий топот чьих-то ног и рычание.

Присоединившись к Масклину, Гердер искоса выглянул наружу, в ночной мрак.

— Может, ты пойдешь поищешь какой-нибудь еды? — предложил он.

— У меня нехорошее предчувствие, что если я так поступлю, то могу сам стать едой.

За их спиной человеческий голос продолжал петь:

— Бум-хум-хум… буууммм уомп уомп…

— О чем он поет, Талисман? — спросил Масклин.

— Не так легко понять. Певец говорит в своей песне, что делал все по-своему.

— А что именно он делал?

— На этот счет у меня недостаточные сведения. Ясно одно: что бы он ни делал, он делал это, во-первых, шагая по большой дороге жизни, а во-вторых, без всякой робости.

В дверь постучали. Пение тут же прекратилось. Вода перестала журчать. Номы попрятались в тени.

— Звучит как-то угрожающе, — шепнул Ангало. — Что он там делал — на большой дороге? Лучше бы ему шагать по улице жизни.

Внук Ричард вышел из ванной, перепоясанный полотенцем. Отворил дверь. Вошел другой человек — в одежде и с подносом. Между ними состоялся краткий разговор, после чего одетый человек поставил поднос и ушел. Внук Ричард возвратился в ванную.

— Буу-буу буу-буу хум хуумм.

— Еда! — шепнул Гердер. — Целый поднос еды. Я чую ее.

— Бекон, салат-латук и помидорный сандвич с рубленой капустой, — сказал Талисман. — И кофе.

— Откуда ты знаешь? — в один голос спросили все трое.

— Он заказал ужин, когда регистрировался у стойки.

— Рубленая капуста! — в экстазе простонал Гердер. — Бекон! Кофе!

Масклин поднял глаза. Поднос лежал на самом краю стола.