Онлайн книга «Я и Софи Лорен»
|
Вот теперь совсем другое дело! И я рванул, скатившись вниз по лестнице. За мной спешил шажками рэб Цыгуткин. 6 Дверь распахнулась – и под тяжестью мешка, согнувшись вдвое… Дрожа с мороза, входит Дед Мороз! Он опускает наконец мешок, на мелкий столик. И по тому, как облегченно он вздохнул… Оно же видно, что оно весомое! Отряхивая снег, отбил чечетку. Поправил накладной аксессуар. Тут и рэб Цыгуткин подоспел. И загорелся, как ребенок (все мы дети!). А Дед Мороз, с мороза задубевший… Культурная ж программа, все оплачено. И он, вполне заученно: – Кхе-кхе! Я к вам Дедушка Мороз, я подарки вам принес… Но Цыгуткин произвел… Небрежный жест, мол, отставить, мы уже не дети, и: – А можно сразу? Что там? – в нетерпении. Мороз осекся. Тот мешок раскрылся и опал – и что мы видим? Это ящик. С виду иностранный. Цыгуткин прикипел к нему глазами. Оказалось – финский шоколад. Это сейчас там шоколадки – ну и что?! А тогда… Во-первых, шоколад, он давно исчез с прилавков, это раз. И на прилавках, кроме пустоты… Исчезло все! Ну и потом… Подарок! Забесплатно!!! Вступить в контакт с подарком – аж неймется. Но тертый рэб Цыгуткин: – От кого? Чтоб без подвоха. Понятно, за подарком кто-то есть. И буровит глазками Мороза… 7 Тот замялся, этот Дед Мороз: – Я не имею права говорить, мы фирма «Свято»… Но раз спросили… Только по секрету! – и, оглянувшись, шепотом продолжил: – Вас нам заказали из Австралии! Цыгуткин: – Даже так?! Мороз, согревшись, был словоохотлив: – Даритель захотел быть анонимным. Но по секрету вам скажу, что это Купчик. Он еврей – наполовину не еврей. Родился здесь. Мама русская. А папа, он из ваших. Мамы больше нет, и папы тоже… И, потупив глазки, рэб Цыгуткин: – Благословенна память об его! – …А сам уехал с эмиграцией в Австралию. Я не имею права говорить, мы фирма «Свято»… Рэб Цыгуткин: – Говорите, Дед Мороз! – Итак, Австралия! Он там хорошо поднялся, раскрутившись. Стал большим миллионером. Однако вовремя остановиться он не смог, крутился дальше. Уже он, может, не хотел – но было поздно… Он просто вынужден был стать миллиардером! – Но при чем здесь этот шоколад?! – Затосковал! По родителям, по дому, по Донецку. И, чтоб как-то приструнить свою тоску, он решил: под Новый год, в память об ушедших маме с папой… – Благословенна память об его! – Он же знает, что здесь голодно всегда. И решил: снарядить два ящика подарков. Равноценных. Мама русская? Один отправить в церковь. И чтоб за папу – в вашу синагогу. А потому что он любил их одинаково. Как пробный шар, пока два эти ящика, мол, будет вам и дальше… – Молодец! – Так, по заказу Купчика оттуда – два Дед Мороза вышли на задание: один мешок туда, другой сюда. И вот я здесь! И здесь мне распишитесь… Рэб Цыгуткин для проформы уточнил: – Но при чем здесь Дед Мороз? Смешно сказать! Мы же, на минутку, синагога! И Новый год у нас был в сентябре! А сам поглаживает ящик, глаз не сводит. И ласкает, и голубит… Рэб Цыгуткин! Еще немного – и начнет за ним ухаживать. А еще бы, финский шоколад!.. Мороз Цыгуткину ответствовал спокойно: – Он далекий от религии, тот Купчик, он думает, что Новый год один на всех. А что за Новый год без Дед Мороза?! – Тогда берем! – а то бы он не взял! И, улыбнувшись: – Если что-то будет нам еще, мы вам будем рады даже летом! Хваткий, как четырнадцать евреев, он ящик обнимает – как родной… А Дед Мороз, который никогда здесь… В первый раз… Он ушел опять в такую стужу! Но растаял – как Снегурочка весной. По крайней мере, я в окне его не видел. И если бы не ящик – как мираж… Рэб Цыгуткин мне скомандовал: – Несем! Взял я вес, двенадцать килограммов! А для меня так целый пуд, такой тяжелый. Рэб Цыгуткин суетится, вьется рядом. Корячась, дотащил его в кладовку, этот пуд. А у нас кладовка, как алтарь. Три замка, и две щеколды, и засов… За труды, что я чуть не загнулся, но допер, – рэб Цыгуткин награждает отличившегося: он мне сунул в руку одну плитку. В финской же обертке, стограммовую! Душа ликует, отдает в висок… Почему я не фотограф, почему?! Память у меня – фотографическая! «Karl Fazer», горький шоколад! Улица Клуувикату, это Хельсинки! Это на обертке, помню я! Я был счастлив и отправился домой. 8 Прошла неделя, а потом еще. А может, больше. И опять сюда стекаются евреи! А потому что в синагоге, как всегда… По субботам здесь Суббота, в синагоге. Сказать, чтоб здесь давали есть, я не скажу, но выпить наливали обязательно. А как выпьешь, ты не замечаешь, что голодный. Вот такая, извиняюсь, аберрация! А еще тоска, что жизнь прошла. Все ж старики. А здесь общение, я знаю? Чтоб развеяться… Вот и аншлаг. Все помолились, не без этого. Рэб Цыгуткин верховодит как всегда: – Кто имеет слово, что сказать? И вот тут встает рэб Зелик, прихожанин. Он как тень. Как осенний лист, застрявший между ноябрем и декабрем. Последний лист, такой он был тишайший. Он был Зелик небольшого роста… Чтобы он когда-нибудь возник?! Он лист, как тень! Но пригубил – оно ему хватило. И, опираясь на свои нетвердые две ножки: – Рэб Цыгуткин! – несказанно осмелел. Тот с места: – А! – Спасибо за подсказку – букву «а»! А где наш коллективный шоколад? Цыгуткин зыркнул на меня – изничтожающе! Мол, неужели я его спалил?! Но я был ни при чем, при чем – Австралия! 9 Этот Купчик тосковал по родине. Но при таких деньгах – и тосковать? И вот тут он – шоколад уже у нас – взял и прилетел в родной Донецк, и это в середине января. Нет, в синагогу не явился (он далек), но в свой последний день перед отлетом… В общем, едет он на «Мерседесе» по Донецку. Вдруг он видит: Зелик?! Точно, он! 10 Он шел дряхлеющей походкой, очень старенький… А родился он еще в Варшаве. Там и жил. Оттуда и фамилия: Варшавский. Он был прекрасный «мастер по мужчинам». Он обшивал Варшаву от и до: шелковые смокинги, костюмы… Все: «Маэстро Зелик!» – так он шил! К нему очередь была до Белостока… |