Онлайн книга «Дни Турбиных»
|
Ю н к е р а. Смирно! Смирно! Смирно! А л е к с е й. Да... Очень я был бы хорош, если бы пошел в бой с таким составом, который мне послал Господь Бог в вашем лице. Но, господа, то, что простительно юноше-добровольцу, непростительно (третьему офицеру) вам, господин поручик! Я думал, что каждый из вас поймет, что случилось несчастье, что у командира вашего язык не поворачивается сообщить позорные вещи. Но вы недогадливы. Кого вы желаете защищать? Ответьте мне. Молчание. Отвечать, когда спрашивает командир! Кого? Т р е т и й о ф и ц е р. Гетмана обещали защищать. А л е к с е й. Гетмана? Отлично! Сегодня в три часа утра гетман, бросив на произвол судьбы армию, бежал, переодевшись германским офицером, в германском поезде, в Германию. Так что в то время, как поручик собирается защищать гетмана, его давно уже нет. Он благополучно следует в Берлин. Ю н к е р а. В Берлин? О чем он говорит?! Не хотим слушать! П е р в ы й ю н к е р. Господа, да что вы его слушаете? С т у д з и н с к и й. Молчать! Гул. В окнах рассвет. А л е к с е й. Но этого мало. Одновременно с этой канальей бежала по тому же направлению другая каналья – его сиятельство командующий армией князь Белоруков. Так что, друзья мои, не только некого защищать, но даже и командовать нами некому, ибо штаб князя дал ходу вместе с ним. Гул. Ю н к е р а. Быть не может! Быть не может этого! Это ложь! А л е к с е й. Кто сказал – ложь? Кто сказал – ложь? Я сейчас был в штабе. Я проверил все сведения. Я отвечаю за каждое мое слово!.. Итак, господа! Вот мы, нас двести человек. А там – Петлюра. Да что я говорю – не там, а здесь! Друзья мои, его конница на окраинах города! У него двухсоттысячная армия, а у нас – на месте мы, две-три пехотные дружины и три батареи. Понятно? Тут один из вас вынул револьвер по моему адресу. Он меня безумно напугал. Мальчишка! Т р е т и й о ф и ц е р. Господин полковник... А л е к с е й. Молчать! Так вот-с. Если бы вы все сейчас, вот при этих условиях вынесли бы постановление защищать... что? кого?.. одним словом, идти в бой – я вас не поведу, потому что в балагане я не участвую, тем более что за этот балаган заплатите своей кровью и совершенно бессмысленно вы все! Н и к о л к а. Штабная сволочь! Гул и рев. Ю н к е р а. Что нам делать теперь? В гроб ложиться! Позор!.. Поди ты к черту!.. Что ты, на митинге? Стоять смирно! В капкан загнали. Т р е т и й ю н к е р (вбегает с плачем). Кричали: вперед, вперед, а теперь – назад. Найду гетмана – убью! П е р в ы й о ф и ц е р. Убрать эту бабу к черту! Юнкера, слушайте: если верно, что говорит полковник, – равняться на меня! Достанем эшелоны – и на Дон, к Деникину! Ю н к е р а. На Дон! К Деникину!.. Легкое дело... что ты несешь! На Дон – невозможно!.. С т у д з и н с к и й. Алексей Васильевич, верно, надо все бросить и вывезти дивизион на Дон. А л е к с е й. Капитан Студзинский! Не сметь! Я командую дивизионом! Я буду приказывать, а вы – исполнять! На Дон? Слушайте, вы! Там, на Дону, вы встретите то же самое, если только на Дон проберетесь. Вы встретите тех же генералов и ту же штабную ораву. Н и к о л к а. Такую же штабную сволочь! А л е к с е й. Совершенно правильно. Они вас заставят драться с собственным народом. А когда он вам расколет головы, они убегут за границу... Я знаю, что в Ростове то же самое, что и в Киеве. Там дивизионы без снарядов, там юнкера без сапог, а офицеры сидят в кофейнях. Слушайте меня, друзья мои! Мне, боевому офицеру, поручили вас толкнуть в драку. Было бы за что! Но не за что. Я публично заявляю, что я вас не поведу и не пущу! Я вам говорю: белому движению на Украине конец. Ему конец в Ростове-на-Дону, всюду! Народ не с нами. Он против нас. Значит, кончено! Гроб! Крышка! И вот я, кадровый офицер Алексей Турбин, вынесший войну с германцами, чему свидетелями капитаны Студзинский и Мышлаевский, я на свою совесть и ответственность принимаю все, все принимаю, предупреждаю и, любя вас, посылаю домой. Я кончил. Рев голосов. Внезапный разрыв. Срывайте погоны, бросайте винтовки и немедленно по домам! Юнкера срывают погоны, бросают винтовки. М ы ш л а е в с к и й (кричит). Тише! Господин полковник, разрешите зажечь здание гимназии? А л е к с е й. Не разрешаю. Пушечный удар. Дрогнули стекла. М ы ш л а е в с к и й. Пулемет! С т у д з и н с к и й. Юнкера, домой! М ы ш л а е в с к и й. Юнкера, бей отбой, по домам! Труба за сценой. Юнкера и офицеры разбегаются. Николка ударяет винтовкой в ящик с выключателями и убегает. Гаснет свет. Алексей у печки рвет бумаги, сжигает их. Долгая пауза. Входит М а к с и м. А л е к с е й. Ты кто такой? М а к с и м. Я сторож здешний. А л е к с е й. Пошел отсюда вон, убьют тебя здесь. М а к с и м. Ваше высокоблагородие, куда ж это я отойду? Мне отходить нечего от казенного имущества. В двух классах парты поломали, такого убытку наделали, что я и выразить не могу. А свет... Много войска бывало, а такого – извините... А л е к с е й. Старик, уйди ты от меня. М а к с и м. Меня теперь хоть саблей рубите, а я не уйду. Мне что было сказано господином директором... А л е к с е й. Ну, что тебе сказано господином директором? М а к с и м. Максим, ты один останешься... Максим, гляди... А вы что же... А л е к с е й. Ты, старичок, русский язык понимаешь? Убьют тебя. Уйди куда-нибудь в подвал, скройся там, чтоб духу твоего не было. М а к с и м. Кто отвечать-то будет? Максим за все отвечай. Всякие – за царя и против царя были, солдаты оголтелые, но чтоб парты ломать... А л е к с е й. Куда списки девались? (Разбивает шкаф ногой.) М а к с и м. Ваше высокопревосходительство, ведь у него ключ есть. Гимназический шкаф, а вы – ножкой. (Отходит, крестится.) Пушечный удар. Царица небесная... Владычица... Господи Иисусе... А л е к с е й. Так его! Даешь! Даешь! Концерт! Музыка! Ну, попадешься ты мне когда-нибудь, пан гетман! Гадина! М ы ш л а е в с к и й появляется наверху. В окна пробивается легонькое зарево. М а к с и м. Ваше превосходительство, хоть вы ему прикажите. Что ж это такое? Шкаф ногой взломал! М ы ш л а е в с к и й. Старик, не путайся под ногами. Пошел вон. |