Онлайн книга «Малахов курган»
|
Обмакнув перо в чернильницу, Нечитайло почистил перо о волосы на голове, сделал рукой в воздухе круг и заскрипел пером по бумаге. – Не коси глазами в бумагу, не мешай! – проворчал Нечитайло, скрипя пером. У Вени радостно забилось сердце. Нечитайло сделал росчерк, присыпал написанное песком и, снимая шапку с гвоздя, сказал: – Ты сиди смирно, бумагу не трогай. Жди, когда адмирал проснется, – может, и подпишет, а я по делу… Нечитайло ушел. Вене очень хотелось прочитать, что написал Нечитайло, но, пожалуй, слаще ждать, ничего не зная, когда адмирал проснется. Чтобы удержаться от соблазна, Веня зажмурил глаза и думал: «Хоть бы пальнули, что ли, а то он до вечера тут проспит». Как бы в ответ на желание Вени вдали ударила пушка, а затем близ башни грохнул разрыв. Окна задребезжали. Веня раскрыл глаза. Истомин, пробужденный грохотом разрыва, сел на топчане, свесив ноги, и, наморщась, сердито посмотрел на юнгу. – Что это ты?! – гневно спросил Истомин. – Это не я, а бомба, Владимир Иванович, – ответил, вскочив с места, Веня. – Я не будил вас, лопни мои глазыньки, если вру! – Я не про то тебя спрашиваю. Зачем ты здесь сидишь? – Он вот написал экстренное распоряжение о зачислении меня юнгой по высочайшему приказу и велел мне ждать, когда вы встанете и подпишете. А сам по своей нужде отлучился… Вот на столе бумага лежит, Владимир Иванович, сделайте милость подписать… Истомин сел на место писаря и склонился над исписанным листком. Подняв глаза на Веню, Истомин спросил: – Читать умеешь? – Умею малость! – Прочитай! Веня взял листок из руки адмирала и прочитал: «Проба пера из гусиного крыла. Проба пера из гусиного крыла. Могученко-четвертый, сын сверхсрочного штурманского унтер-офицера Андрея Могученко. Проба. Проба. Могученко от пола не видать, а хочет юнгой стать… Зачислить, зачислить. Гривенник на косушку. Адмирала не буди. И адмиралу надо когда-либо выспаться. Хоть в праздник. Проба пера из гусиного крыла. Младший писарь 36-го флотского экипажа Нечитайло». Горячие слезы брызнули из глаз Вени на бумагу. Он упал головой на стол. Истомин взял перо и написал на чистом листке: «По 36-му экипажу. Записать в экипаж юнгой на полном довольствии сына штурманского унтер-офицера Андрея Могученко Вениамина. Именовать юнгу Могученко-четвертым. Контр – адмирал Истомин Севастополь, 6 декабря 1854 г.» – Юнга! Полно реветь. Поздравляю! – сказал Истомин, подняв от стола голову Вени. – Смотри служи флоту честно, храбро. Бери пример с отца и братьев. Товарищей люби больше самого себя. Веня не верил глазам, читая написанное Истоминым, схватил листок и с криком «ура» кинулся вон из канцелярии. – Ах, шельма! До чего обрадовался – и спасибо забыл сказать! Юнга, стой! Поди сюда! Веня вернулся и, оторопев, остановился перед адмиралом. – Плохо начинаешь службу! Тебе адмирал говорит – служи флоту честно, верно, храбро! Что надо отвечать? – Рад стараться, ваше превосходительство!.. – Можешь идти! – Покорнейше благодарю, ваше превосходительство! Счастливо оставаться, ваше превосходительство! Веня повернулся через левое плечо кругом и, отбивая шаг: левой! левой! левой! – пошел к выходу. Глава десятая
Электрическая искра
Еще не открыв дверь, Веня услыхал из дома громкую песню. Пирушка у Могученко разгоралась. Круговую чару выпивай до дна, Питы чи не питы – смерть одна! Гости сидели тесно за столом. Мокроусенко запевал приятным высоким тенором. Пели любимую песню Андрея Могученко. А як прийде стара косомаха [280] , А як прийде старая с косой, Я скажу ей: «Будь здорова, сваха, Будь здорова! Выпьемо со мной!» Чокаясь стаканами, Стрёма, Ручкин, Могученки, отец и Михаил, подхватили припев: Круговую чару выпивай до дна, Питы чи не питы – смерть одна! Веня рассчитывал удивить всех, хлопнув о стол запиской Истомина, но остановился, встретив сумрачный взгляд матери. Она вместе с Ольгой прислуживала гостям. Хони, Наташи и Маринки в горнице не было. Пирующие, увлеченные песней, не заметили прихода юнги. Веня подошел к матери и тихонько спросил: – Где Маринка? – В боковушке. – Батенька не сказал про Нефедова? – Без батеньки узналось. – А Хоня где? – В лазарет побежала узнать, жив ли. Веня прошел в полутемную боковушку. Маринка сидела там, обнявшись с Наташей, понурая, с закрытыми глазами. Наташа гладила сестру по голове. Веня позвал Маринку тихонько, она не отозвалась – должно быть, не слыхала или была не в силах отозваться. Веня, тихо ступая, вышел из боковушки и сел на крашеную скамью около Ручкина. – А вот и юнга новонареченный явился. Доложи про свои дела, – приказал батенька, обратив наконец внимание на Веню. Юнга ответил неохотно и вяло: – Что дела! Истомин подписал экстренное распоряжение по экипажу: зачислить. – Ой ли? Веня дал отцу листок, подписанный Истоминым. Прочитав вслух распоряжение, Андрей Могученко сказал: – Ну, мать, последнего сына у тебя море берет! – Какое там море на сухом пути! – грустно отозвалась Анна. – Всё одно: где моряк, там и море. Севастополь – тот же корабль! – Второе море горя и слез! – печально сказала Ольга. – Поздравим, товарищи, юнгу Могученко-четвертого со вступлением в ряды славного Черноморского флота, – предложил Ручкин. – Хотя я не имею чести быть моряком, а все-таки флот мне – родной и моряки мне родные братья. И в моей жизни сегодня великий переворот к счастью… – Али Хоня согласилась осчастливить? – едко кинула Ольга на ходу, поставив на стол сковороду с жареной рыбой. – Ошиблись, дорогая сестрица! – Я тоже дюже счастливый человек!.. – грустно вздохнув, сказал Мокроусенко и поник головой. – Я всех счастливей!.. – повторив вздох шлюпочного мастера, отозвался юнга Могученко-четвертый. Анна не могла удержаться от смеха. – Хоть ты, Тарас Григорьевич, объясни, почему ты счастливый? – Ах, великолепнейшая Анна Степановна! Вы ж знаете, що мене может сделать счастливым одна Ольга Андреевна. Она же мне сказала сегодня: «Ты должен быть героем». Вот спросите ее, если я говорю не так. Она сказала: «Смотри, Тарас! У Михаила и у Стрёмы на груди уже есть Георгиевские кресты. За что? За то, что они на вылазке заклепали у неприятеля три пушки. Пока ты не получишь „Георгия“, не видать тебе меня, как своих ушей». У меня прыгнуло сердце. «Эге, – говорю, – они заклепали двое три орудия, а на тебя одного, Тарас, приходится полтора-с! Выбери, Тарас, ночку потемнее, ступай с пластунами [281] в секрет, заклепай полторы пушки! Побачим, що тогда Ольга Андреевна скажет Тарасу Мокроусенко». |