Онлайн книга «Голем в Голливуде»
Джейкоб подал знак – еще графинчик теплого сакэ. В Гарварде один второкурсник, считавший себя знатоком Японии, говорил, что сакэ подогревают, чтобы скрыть несовершенство низкопробного пойла. Хорошее сакэ всегда охлажденное и дорогое. Джейкоб любил несовершенство. Дрянная выпивка честна, как облезлый дом Шерри Левек: вкус в ней не главное. Джейкоб налил и погонял сакэ в лакированной кадушечке. Пожалуй, напиток приторный, но вдогонку тэкка маки – самое то. У каждой нации существует своя пара выпивки и закуски, что неоспоримо доказывает: еда – лишь повод для пьянства. Банзай! Зал взревел, когда мордоворот-некогда-известный-как-Род-Артест [30] исполнил трехочковый бросок. Нынешним открытием я заслужил по крайней мере ужин, подумал Джейкоб, вручая официантке карту «Дискавер». Через минуту девушка вернулась и покачала головой: – Не проходит. Большой сюрприз. Кинув на стол четыре двадцатки, Джейкоб отбыл. В «187» была всегдашняя слегка подогретая толчея: стена потных тел и так называемая музыка, больше похожая на топот носорога. – Привет. – Виктор налил бурбон. – Только что тебя вспоминал. – Я тебе задолжал? – Подруга твоя здесь. Джейкоб огляделся, высматривая рыхлую девицу, покусанную жуком. Уже бывало, что он вдруг сталкивался с одноразовой партнершей. Если повезет, она его не вспомнит. Меня как будто насадили на нож. Не дождешься. Не найдя девицу, Джейкоб вопросительно взглянул на Виктора и руками изобразил большие сиськи. – He-а, красотка, о которой ты спрашивал. Супермодель. Сердцу стало тесно в груди. – Где она? – Пришла буквально за пару минут до тебя. – Виктор прищурился. – Не знаю, куда делась. Может, в туалете? Забыв о бурбоне, Джейкоб врезался в толпу, расплескивая чужую выпивку, задевая бильярдные кии, разлучая обжимавшиеся парочки. Гляди, куда прешь! Перед туалетом стояла очередь в четыре дамы. Самое сокровенное Мая уже показала, решил Джейкоб, вламываясь в сортир. Над унитазом раскорячилась незнакомая женщина – джинсы спущены к лодыжкам. Она так увлеклась отправкой эсэмэски, что сперва не заметила визитера. Потом подняла взгляд, заорала и уронила телефон в унитаз. – Извините, – сказал Джейкоб. Покинув судорожно прикрывавшуюся даму, Джейкоб снова ввинтился в людскую толчею. Маи не видно. Он ринулся к выходу. Джейкоб уже одолел половину зала, когда чья-то мясистая рука стиснула его плечо. – Отвали, друг, – буркнул он, но рука не отпустила. Прилив адреналина охотно взял в свои ряды волну раздражения, а лимбическая система отбила срочную телеграмму о кабацкой драке, когда мясистая рука заключила его в мясистое объятье, а затем его отнюдь не мясисто поскребли костяшками по темечку. – Лев, сукин ты сын! – Мел Субач ухмылялся: – Вот уж не думал тебя здесь встретить. Джейкоб попробовал высвободиться. Все равно что пытаться разжать челюсти аллигатору. Лучась улыбкой, Субач его выпустил: – Пошли выпьем, Джейк. Я угощаю. – Нет, спасибо. – Да ладно тебе, расслабься. Джейкоб рванулся к двери. – Я думал, мы друзья! – заорал Субач. В переулке Джейкоб увидел быстро удалявшийся темный силуэт. Явно женщина, но с пятидесяти футов лица не разглядеть; он кинулся вдогонку, и ее силуэт то возникал, то исчезал, мерцал звездою, что заметна взгляду искоса, но прячется, едва посмотришь прямо. Распахнулась дверь бара, выпустив музыкальный шквал. – Джейк! Куда намылился? – Мая! – крикнул Джейкоб. Она обернулась. Увидела его. И побежала. – Погоди! – завопил Джейкоб, пьяно спотыкаясь на гравийной дорожке. Потом выровнялся и припустил что есть духу. Сзади тяжело топал Субач. Резвый, однако, парень. Как, кстати, и Мая. Расстояние между ней и Джейкобом быстро увеличивалось. – Мая! Это я, Дж… – Он задохнулся. – Джейкоб! Который… подожди! – Стой! – орал Субач. В переулке длиной с футбольное поле Джейкоб включил форсаж и почти настиг беглянку. Но переулок закончился, и Мая бросилась к заросшему сорняками пустырю за сетчатым ограждением. Не глянув по сторонам, Джейкоб выскочил на дорогу, тотчас слева накатила воздушная волна, ударил свет фар, сверкнула радиаторная решетка, кто-то ухватил Джейкоба за шкирку, и он, точно заарканенный комик, вновь очутился на тротуаре, успев, однако, разглядеть царапины на борту фургона, пронесшегося в паре дюймов. Приземление было жестким – копчиком об асфальт. Фургон, затормозив юзом, остановился в тридцати футах. Отдуваясь, Джейкоб приподнялся на локтях. Мая исчезла. Рядом на корточки присел Субач: – Живой? Джейкоб огляделся. Прямо – пустырь. Справа магазин сантехники. Слева какой-то склад. – Куда она подевалась? – Джейкоб попытался встать, но Субач мягко его удержал: – Отдохни, дружище. Фургон взревел мотором и покатил в сторону Да Синига. В ядовито-оранжевом свете натриевых фонарей зловеще мелькнула стертая, еле различимая надпись: ШТОРЫ И НЕ ТОЛЬКО – СКИДКА НА МЫТЬЕ ОКОН Башня
В покоях без окон, где свет факелов хранит вечный сумрак, Ашам то и дело впадает в забытье. Очнется – и смутно видит мужчину в изножье, сморгнет – и вместо него уже мальчик, чей взгляд столь же испытующ. Безмолвные служанки, чьи лица закрыты, кормят ее, обмывают, перевязывают раны. Поддерживают огонь и разминают ей ступни. Собравшись с силами, Ашам о чем-нибудь их спрашивает, но они молча покидают ее, прикованную к постели. Она ужасно слаба, сил достает лишь смотреть в одну точку и мысленно приказывать израненному телу заживать поскорее. Чтобы чем-то заняться, она складывает узоры из трещин в глиняных стенах и считает веснушки на тыльных сторонах ладоней. Поочередно приподнимает и держит на весу ноги – с каждым днем капельку выше и дольше. Служанки приносят горы еды, от которой Ашам воротит, – чудно приготовленные злаки и створожившееся молоко. Чтобы поправиться, Ашам через силу ест. Но, собрав волю в кулак, отвергает первое же взаправду аппетитное блюдо – жареный окорок, нарезанный ломтями в палец толщиной, исходящий соком, розовый посередке. |