Онлайн книга «Молоко с кровью»
|
От окна отошла, комнатку взглядом вымела. – А и буду собираться! Торбы нашла, стала складываться. Как вечер упал, Лешка домой вернулся. На вещи упакованные глянул, удивился: – Так что? Переезжаем завтра? – Я ж сказала… Повеселел. – Последними припремся! Люди уже горилку на новосельях пьют, а мы… – И мы успеем, – к мужу подошла, принюхалась. – А ты, вижу, уже успел где-то набраться. – Повод был, – соврал. Не жаловаться же ей, что сама разъярила до предела. – Тогда ложись, а я еще гляну – вдруг что забыла. – Дай помогу, – говорит. – Вместе ляжем. – Вместе так вместе, но ты к стене повернешься и все, а то что-то меня от запаха горилки аж выворачивает. – Выворачивает? С чего бы это? – А может, ребеночек будет. – Ребенок?! – просиял. К Марусе бросился, целует, а она отворачивается, потому что и вправду что-то совсем плохо. Лешка к окну подскочил. – Сейчас как крикну на все село! Пусть знают, что у нас… – рукой на что-то твердое на подоконнике наткнулся. – О! Конфета… – Ей протягивает. – Маруся! Конфету хочешь? Глаз недобро прищурила. – Выбрось! Объелась сладкого. Пора, видно, и горькое попробовать. – Минуту подумала. – И окно закрой. Будет еще всякая мошкара в окна лезть! Немец видел, как Марусин муж выбросил в темень двора конфету, как закрыл окно и погасил в комнате свет. – Так оно и лучше, – пробормотал, вылез из сиреневого куста и побрел к жене. – Пройдет… Пройдет все. Утром в четверг Лешка с двумя товарищами перетянул в грузовик торбы с вещами, какую-никакую мебель и посуду, кликнул Марусю: – Залезай! Уже едем! – Ты поезжай, а я пешком, – ответила Маруся. – Зачем мне кишки рвать в вашей машине? – Точно, точно… – согласился Лешка. – Береги себя… Тихонечко иди, а мы пока все разгрузим. Грузовик отъехал. Маруся вышла на улицу и стала у забора. И что ж это с ней происходит? Почему не такая, как все? Люди глотку рвали, чтоб новую хату с газом получить, а ей – все равно. Даже лишняя она ей, эта новая хата. Зачем? И муж – картинка. Любит же ее, любит, аж дрожит. Другая бы от радости ноги ему мыла и воду пила. И она думала, что порадуется, но сердце противится, ведет Марусю, и все не дорогами – зарослями… Вздохнула. Пошла по улице. Степка как раз возвращался домой за сигаретами, потому что жена так голову задурила, что забыл курево, а на работе без «Пегаса» как без рук. У лавки и встретились. Немец Марусю издалека заметил, хоть и слепой. Дождался, пока подойдет. – Здравствуй, Маруся… – А-а, немец, – усмехнулась. – И как? Хорошую девку я тебе нашла? Голову опустил. – Прости, Маруся… Предал я тебя… Так получилось. Прости… Рассмеялась. – Ах ты крысеныш, прости Господи! И что это ты мне тут мелешь? «Предал»?! Да кому ты нужен, несчастье?! Чеши к своей горбоносой и чтоб к моему окну на километр не подходил! Понял? – Понял… – И чтобы… – Ну не сердись! Не подойду. Так оно, верно, лучше будет… – Лучше?! – аж задохнулась. – Вот ты, выходит, как заговорил! А кто это вчера конфету мне на окно бросил? – Ну прости… – Не прощу! – Хочешь, брошу Татьянку? – Вот как! – Разве что подождать, пока дитя родится? – Что?! – у Маруси глаза на лоб. – Так горбоносая уже и тяжела? – Да говорю же – прости… Под ноги Барбуляку плюнула и пошла прочь. В шаге от него остановилась. – Чтобы в новую хату не ехал! Ты мне там под боком совсем не нужен! – Хорошо… Еще шаг ступила. – Прощай, Степа… – Прощай, Маруся… Живи себе хорошо, а я тебя хоть издалека любить буду. Усмехнулась, ладонь к груди беспомощно приложила, словно ищет что-то. Но нет намыста, сама от себя спрятала. – Смотри мне… Чтобы любил! – сказала. И пошла прочь. В четверг до ночи Лешка с Марусей распаковывали вещи в новом доме и так утомились, что уже не стелили чистое на кровать в спальне. Маруся кинула матрацы на пол в большой гостиной, поверх старую простыню, упала и сказала: – Все! Больше не могу! Спать буду! Лешка попытался обнять жену, но она хлестнула его по руке и постановила: – Как выпьешь, так сразу же и забывай обо мне. – Так вчера пил… Выветрилось все напрочь… – Тебе выветрилось, а мне воняет. – Дай окно открою. – Встать хочет, а она его за руку – хвать. – Нет! – Да тут, Маруся, краской пахнет, а не горилкой, – он ей. – Дай открою окно, а то задохнемся. – Если боишься задохнуться, иди во двор и там себе устраивайся, – отрезала. – Не хочу окна открытого! – Странные у тебя причуды, ей-богу! То тебе в мороз духота, а то и летом сквозняков боишься. – Видели очи, что брали, теперь ешьте, хоть повылазьте! – к стене повернулась и затихла. Лешка покрутился минуту-другую, вышел на голый двор покурить, а как вернулся, видит – стонет Маруся во сне, бросается, ладони к груди прижимает. Пошел к окну тихо, открыл, свежий воздух впустил… – Ох и странные у тебя причуды, Маруся, – повторил. Марусе снился сон, словно перед рассветом, когда ночь-старуха цепляется черными руками за деревья и дома, пугает солнце туманом, только бы не умирать, потерялась она в своей комнатке с кожаным диваном да зеркальным платяным шкафом, да так сильно заблудилась, что стала кричать: – Эй! Кто-нибудь… отзовитесь… Вдруг из тумана – баба старая. Протянула к Марусе руки с пальцами покрученными – мол, иди сюда, иди, не бойся. И вот вроде бы никогда раньше не видела Маруся ту бабу, а сама жмется к ней, как к родной, и все спрашивает: – Где ж это я? Как же мне в мою комнатку вернуться? – То дело непростое, – баба ей. – Должна мамке своей намысто красное коралловое отдать, тогда и вернешься. – Мамке? Да зачем ей намысто? Стара она намысто на шею вешать. – Не твое дело рассуждать об этом! – рассердилась баба. – Ишь что выдумала – без очереди счастье себе заполучить. – Без какой очереди? – растерялась Маруся. – А зачем ты у моей Орыси намысто отобрала? |