Онлайн книга «Гигиена убийцы. Ртуть»
|
– Вы не дадите мне беруши? – Вы не скажете мне недостающее название? – Нет. – На нет и суда нет. «Будда в стакане воды» – четыре. «Преступление против уродства» – пять. – Сто шестьдесят пять. Двадцать восемь. Три тысячи девятьсот двадцать пять. Четыреста двадцать четыре. – Вам меня не сбить. «Все идут ко дну» – шесть. «Смерть, и ни слова больше» – семь. – Хотите карамельку? – Нет. «Покер, женщина и другие» – восемь. «Поруганная честь между мировыми войнами» – девять. – Хотите стаканчик «Александра»? – Помолчите. «Молитва со взломом» – десять. – Блюдете фигуру, да? Я так и знал. Вам не кажется, что вы и без того тощая? – «Сауна и другие радости плоти» – одиннадцать. – Я ожидал подобного ответа. – «Проза эпиляции» – двенадцать. – Надо же, с ума сойти, вы перечисляете точно в том же порядке, что и в первый раз. – Вот видите, у вас прекрасная память. «Приказать недолго жить» – тринадцать. – Не надо преувеличивать. Но почему в таком порядке, а не в хронологическом? – Вы даже в хронологическом порядке помните? «Гадкие люди» – четырнадцать. «Безболезненная асфиксия» – пятнадцать. – Сделайте милость, прекратите. – При одном условии: скажите сами недостающее название. С такой отличной памятью вы не могли его забыть. – И все-таки забыл. У склероза свои причуды. – «Интимный беспорядок» – шестнадцать. – Долго это будет продолжаться? – Сколько потребуется, чтобы освежить вашу память. – Мою? Я не ослышался, вы сказали «мою» память? – Именно так. – Как прикажете это понимать – вы сами помните этот злополучный роман? – Как я могла его забыть? – Но почему же вы не скажете название сами? – Хочу услышать его от вас. – Повторяю вам: я не помню. – Я вам не верю. Вы могли забыть все остальные, но этот – нет. – И чем он так замечателен? – Вам это известно не хуже меня. – Нет. Я гений, не знающий себе цены. – Не смешите меня. – Послушайте, будь этот роман и вправду знаменит, я бы о нем слышал. Однако что-то никто его не упоминал. Когда заходит речь о моем творчестве, всегда приводят одни и те же четыре названия. – Вы сами прекрасно знаете, что это ничего не значит. – А, понятно. Мадемуазель – снобка. Так и вижу вас в гостиной: «Ах-ах, вы читали Пруста? Нет, что вы, „В поисках…“ – это пошло. Я имею в виду его статью, напечатанную в „Фигаро“ в тысяча девятьсот четвертом году…» – Ладно, допустим, я снобка. Недостающее название, прошу вас. – Зря просите. – Вы подтверждаете мои предположения. – Ваши предположения? Скажите на милость! – Раз вы не хотите мне помочь, придется начать сначала – я не помню, на чем остановилась. – Зачем вы долдоните этот перечень, если прекрасно знаете недостающее название? – Увы, боюсь, я опять его забыла. «Апология диспепсии» – это раз. – Еще одно слово, и я вас задушу, не смотрите, что я немощный старик. – Задушите? Выбор глагола, мне кажется, говорит сам за себя. – А вы бы предпочли, чтобы я вас пристукнул? – На этот раз, дорогой господин Тах, вам не удастся уклониться от темы. Поговорим об удушении. – Что, я написал книгу с таким названием? – Не совсем. – Послушайте, вы становитесь невыносимой с вашими загадками. Скажите мне название – и покончим с этим. – А мне не к спеху. Давно я так не веселилась. – Не могу сказать того же о себе. – Тем приятнее. Но не будем отвлекаться. Поговорим об удушении, дорогой господин Тах. – Мне нечего сказать на эту тему. – Вот как? Почему же вы грозили этим мне? – Мало ли что у меня вырвалось в сердцах, с тем же успехом я мог бы сказать, например: «Идите в баню!» – Да. И тем не менее, будто бы случайно, вы пригрозили задушить меня. Странно. – Куда вы клоните? Уж нет ли у вас пунктика насчет оговорок по Фрейду? Этого только не хватало! – Я никогда не верила в оговорки по Фрейду. Но теперь начинаю верить. – Я никогда не верил в действенность пытки словом. Но теперь начинаю верить. – Вы мне льстите. Но давайте начистоту. Мне спешить некуда, и, пока вы не извлечете из памяти недостающее название, пока не расскажете все об удушении, я вас в покое не оставлю. – Как вам не стыдно преследовать бедного старика, немощного, больного и неподъемного? – Я не знаю, что такое стыд. – Вот как, ваши учителя забыли вдолбить вам и эту добродетель? – Господин Тах, вы ведь тоже не знаете, что такое стыд. – Естественно. Мне стыдиться нечего. – Не вы ли говорили, что ваши книги пагубны? – Вот именно: мне было бы стыдно, не сумей я напакостить человечеству. – В данном случае все человечество меня не интересует. – Вы правы, человечество вообще неинтересно. – Интересны отдельные личности, не так ли? – Только их очень мало. – Вы знали какую-нибудь личность? Расскажите. – Ну, хотите, расскажу о Селине? – Нет, только не о Селине. – Как? Он недостаточно для мадемуазель интересен? – Расскажите мне о личности, которую вы знали во плоти, с которой жили бок о бок, общались и все такое. – О сиделке? – Нет, не о сиделке. Ну полно, вы же знаете, к чему я веду. Вы прекрасно это знаете. – Понятия не имею, мадемуазель зануда. – Сейчас я расскажу вам одну историю, которая, быть может, пробудит воспоминания в вашем склеротическом мозгу. – Ладно. Коль скоро мне некоторое время, слава богу, не придется говорить, надеюсь, вы разрешите мне пожевать карамельки? Вы так меня замучили, что мне это просто необходимо. – Извольте, разрешаю. Писатель сунул в рот большую квадратную конфету. – Моя история начинается с одного удивительного открытия. Журналисты, как известно, не обременены излишней щепетильностью. Так вот, я покопалась в вашем прошлом, не спросив на это вашего разрешения, – потому что вы бы мне его не дали. Я вижу, как вы улыбаетесь, и могу прочесть ваши мысли: вы думаете, что нигде не могли оставить следов, что вы последний отпрыск вашей семьи, родных у вас не осталось, а друзей нет и не было, – в общем, ничего о вашем прошлом я узнать не могла. Ошибаетесь, дражайший господин Тах. Всегда надо остерегаться незримых свидетелей. Надо остерегаться мест, где вы когда-то жили, – они о многом могут рассказать. Вижу, вы опять смеетесь. Да, замок, где прошло ваше детство, сгорел шестьдесят пять лет назад. Весьма загадочный, кстати, пожар, его причина так и не была установлена. |