Онлайн книга «Кладезь бездны»
|
– Но это еще не все! – затоптался парсидский кот. – Говори, о брат по вере, – строго приказал аль-Мамун. Джинн вздохнул и продолжил рассказ: – Теперь о столице. Жители Мадинат-аль-Заура и раньше-то не были тверды в верности… – Вот как?.. – тихо осведомился аль-Мамун. Повернувшись к Тарику, поинтересовался: – Ты знал про это? – Хочу напомнить, что последние годы правления твоего брата я провел далеко от столицы, – прищурился нерегиль. – А первые годы моего правления ты провел в бегах. Так что толку от тебя – никакого, я понял, – отрезал аль-Мамун. И приказал огромному пушистому коту: – Продолжай, о Хафс. Джинн обмотал лапы хвостищем и степенно продолжил: – Так вот, как только вести дошли, в столице начались волнения. Не сказать, чтобы их и раньше не было… – Я знаю, – пробормотал аль-Мамун. – Пожары. Потом айяры из квартала аз-Зубейдийа дрались со стражей-харас, – мрачно проговорил парсидский кот. – Еще дрались на базарах, в паре кварталов сорвали пятничную молитву. Ну и кричали, что халифа околдовали и прибрали к рукам сумеречники. – Они это уже с год как кричат, – пожал плечами Абдаллах. – В этот раз дошло до погромов. – Джинн поднял почти не видные среди серой густой шерсти уши. – Что ты хочешь сказать, во имя Всевышнего? До каких погромов? – Разгромили пару домов наслаждений, мой господин. – Причем тут сумеречники? – Ходили слухи, что кто-то из посредников привез в город айютаек. В доме Джамиля-парса действительно нашли девушек-сумеречниц. – И что? – прекратил перебирать четки аль-Мамун. – Убили, – опустил желтые глаза джинн. – Изнасиловали и убили. – Очень благочестиво, – мертвым голосом отозвался Тарик. У нерегиля не было четок, и он просто сцепил руки в замок. Костяшки пальцев заметно побелели. Впрочем, и в лице Тарика не было ни кровинки. Аль-Мамун решил не вступать в словопрения. – А потом дошло дело и до дворца, – вздохнул кот. – Что случилось с дворцом, о Хафс? – Жители столицы провозгласили халифом принца Ибрахима ибн аль-Махди. – Что?! Некоторое время в комнате лишь слышалось, как перекликаются во дворе джунгары и время от времени всхрапывают и ржут застоявшиеся лошади. Четки аль-Мамуна лопнули, и рубиновые зернышки разлетелись, словно кто-то разломил спелый гранат. Абдаллах вдрогнул, сплюнул и отшвырнул бесполезную нитку в сторону. Нерегиль с отсутствующим видом принялся собирать в ладонь упавшие рядом с ним рубиновые бусины. – Ибрахим ибн аль-Махди, вот как… – пробомотал аль-Мамун. – Ибрахим ибн аль-Махди… – Вазиры, Левая гвардия, стража-харас – все присягнули ему, – четко проговорил джинн. – Абу аль-Хайджа предал меня? – тихо спросил Абдаллах. Кот покачал мохнатой головой: – Абу аль-Хайджа не стал командовать Левой гвардией. Но он и его таглиб получили земли в Асваде. И новые хорошие дома в квартале, что строится вдоль канала Нахраван. – Абу-аль-Хайр? Вазир барида? – Исчез из своего особняка вместе со всеми документами! – бодро отозвался джинн. – Понятно, – тяжело уронил аль-Мамун. – Что с моей семьей? Буран, дети – что с ними? – Они… бежали. – Куда? Кот тихонько фыркнул: – Если бы ищейки Ибрахима знали, в столицу бы доставили их головы, о мой господин. Иорвет вывел их из дворца за день до начала бесчинств и штурма Баб-аз-Захаба. – Иорвет?.. – Якзан. Якзан аль-Лауни, – подал голос черный кот. – Штурм? Там был штурм? – Еще какой, – вздохнул кот. – Сумеречники из хурс стояли до последнего, как ты понимаешь. Попавших в плен раненых сторонники нового халифа распяли. Головы убитых аль-самийа выставлены над воротами Баб-аз-Захаба и на Рынке прядильщиков. Народ ликует. В масджид проповедуют эру очищения аш-Шарийа от сумеречной скверны. – Торжество веры, ничего не скажешь… – Голос Тарика оставался таким же неживым. Аль-Мамун не выдержал: – Вера и учение Али тут ни при чем! Нерегиль взорвался в ответ: – А что тут причем? А, Абдаллах? За что их убили, а?! За что?! За то, что они оставались верны своим клятвам? А я тебе скажу, за что! Вашей ублюдочной религии все время нужны жертвы! Человеческие, сумеречные – неважно! Вам нужно все время проливать кровь! Карматы честнее, чем вы, ашшариты! Они хотя бы не прикрываются Именем Единого! А вы беспрерывно воюете… – …а когда не воюете, то друг друга убиваете и чужое делите, – спокойно продолжил аль-Мамун. – Я помню, что ты мне тогда сказал. Но ты не прав. Тарик прижал уши и зло прищурился. – Ты не прав, – жестко повторил Абдаллах. – И я запрещаю тебе оскорблять веру, о самийа. – И что ты мне сделаешь? Посадишь в тюрьму? Как твой брат? До следующего похода? – Нет. Но я приказываю тебе прекратить поносить мою веру, Тарик. Когда-нибудь у меня будет время вступить в диспут и привести множество доказательств твоих заблуждений и невежества. Но в данный момент у меня нет времени для диспутов. Так что сейчас – помолчи. И не шипи на меня, о Тарик. Твое шипение мешает мне думать. Вот так. В щель между ковриками на двери влетела муха и, нудно зудя, принялась биться о беленую стену, потом о ставни. Бззз… бззззз… стрекотание крыльев и снова настырное бззззз… Свист и глухой удар прекратили зудение. В деревянной решетке ставни торчала джамбия. В наступившей следом мертвой тишине было слышно, как упало на ковер отсеченное лезвием мушиное брюшко. – Хороший удар, – искренне поздравил он Тарика. Нерегиль дернул плечом, пошевелил пальцами правой руки, джамбия с силой выдралась из ставни и, словно камень из пращи, вперед рукоятью влетела ему в ладонь. – Ух ты, – пробормотал аль-Мамун. Тарик с отсутствующим видом вдвинул кинжал в ножны. – К тебе вернулась сила? – радостно поинтересовался Абдаллах. Нерегиль молча поднял глаза к потолку. – Почему не отвечаешь? Тарик, не шевелясь, смотрел в потолок. Черный кот вежливо кашлянул и сказал: – Ты приказал ему молчать. – Тьфу на вас на всех, – в сердцах плюнул аль-Мамун. И глупо приказал: – Не молчи. |