Онлайн книга «Кладезь бездны»
|
Лаонец зашипел и попытался отползти. – Ну-ну-ну… – забормотал Фазлуи, осторожно подходя к прижавшему уши, оскаленному сумеречнику. – Ты же хочешь, чтобы я тебе помог? Мы храбро бросились защищать детишек от злобной сумасшедшей суки и вдруг забоялись маленького прозрачного сосудика… Ну-ну-ну… не рычать! Я сказал – не рычать! Мне плевать, кто в кого вселится, понятно? Вот та-аак… В руке мага неожиданно сверкнул маленький, изогнутый полумесяцем серебряный ножик. – Вот та-аак… Зажав локтем подбородок Иорвета, старик чиркнул лезвием сумеречнику за ухом. Подставил под стекающую кровь колбочку и забормотал – улыбаясь и жадно блестя глазами. Лаонец коротко взвыл, дернулся, но маг не ослабил не по-стариковски цепкую хватку: – Тихо-тихо-тихо… Вот та-аак… Кровь в наполняющемся алым сосуде явственно светилась. По перекошенному лицу Иорвета текли слезы, сумеречник кусал губы, изгибал спину и дрожал всем телом: – Х-хватит… Тебе хватит, пусти-иии… – Ну-ну-ну… Лаонец на глазах обмякал, словно с кровью из него уходили жизненные силы. Посеревшие губы шептали: – Пусти-ииии… Сосудик почти наполнился, когда от берега вдруг послышалось влажное хлесткое шлепанье. И следом – пронзительный, согласный вопль ужаса. Хруст и нечеловеческий визг – словно кого-то рвали в клочья. Крики перекрыл рев. Тоже нечеловеческий. Не слышный обычным людям. Аждахак торжествовал победу над глупостью, страхом и беспомощностью смертных. – Хорошо, – с сожалением пробормотал Фазлуи, отпустил сумеречника и распрямился, запечатывая сосуд плотной деревянной пробкой. Иорвет молча упал на бок. Маг спрятал колбочку за пазуху и покрутил на пальце кольцо с бирюзой. – Ну что ж, Яман, пойдем. Наша очередь выполнять уговор. И неспешно похромал со двора. Из прихожей все-таки выскочила заплаканная Арва – босая и без покрывала: – Господин Якзан! Господин Якзан! Вы живы?! Новая волна крика со стороны берега заставила ее подскочить на месте. Ситт-Зубейда отодвинула бестолковую мединку в сторону. Мансур молча передал ей кинжал, оставшись с кухонным ножом. Они в четыре руки принялись освобождать спутанного Иорвета. – Иди к ребенку, покорми его. Рев нарастал, и Арва, хоть и не могла его слышать, вся дрожала. – Иди покорми ребенка, бестолочь, – раздраженно повторила Ситт-Зубейда. Крики на берегу гасли – и вдруг взметнулись с новой силой. Над приоткрытыми воротами и оградой ярко полыхнуло. Арва тоненько взвыла и упятилась в дом. От реки донесся явственный запах горелого мяса. В комнатах послышались причитания женщин: – Всевышни-иииииий! Ты оставил нас, ооооо!.. Лаонец застонал, уселся поудобнее и принялся разминать запястья. – Что за уговор ты заключил с этим язычником? – мрачно поинтересовалась Ситт-Зубейда, отбрасывая в сторону обрывки веревок. – Поменяться, – сквозь зубы процедил лаонец. – Он выпускает из перстня своего марида, я отдаю Силу. Он чуть не выдоил меня вконец, подлый старый хорек… – Что творится на берегу? – хмуро спросила Ситт-Зубейда. Зарево медленно затухало, набухая дымной тучей. – Марид подрался с аждахаком, – слабым голосом пояснил Якзан и чихнул. – И, естественно, победил. – Откуда там взялся аждахак, во имя Милостивого? – Из реки… – Что?! А где Мараджил и ее воины? Лаонец поднял на нее большие желтые глаза. Ситт-Зубейда сглотнула. Якзан слабо улыбнулся: – Змей шел за ней давно. Теперь настал его час. Нельзя нарушать законы гостеприимства, нельзя убивать тех, с кем делил хлеб, воду и огонь. А госпожа Мараджил велела убить семью рыбака. Не стоило ей отдавать этот приказ, она осталась беззащитной перед змеем, и змей этим воспользовался. Иногда возмездие настигает вас, смертных, еще в этой жизни… Ситт-Зубейда молча поднялась и пошла к воротам, не обращая внимания на жалобные вскрики детей и старой Зайнаб. И что же она увидела… Над местом, где глаза привычно находили деревянные мостки, клубился дым. Мостки выгорели дотла, словно сухой камыш в поле. Осознав, что торчащие повсюду из земли черные обрубки – это не корни и не стебли травы, Ситт-Зубейда перегнулась и извергла из себя съеденное. Занавесив рукавом абайи нос и рот, она поплелась обратно. Во рту смердил вкус желчи и рвоты. Вонь горелой человеческой плоти пропитала кожу, одежду и волосы. Из глаз, оказывается, текли слезы. Якзан сидел на ступеньках крыльца, все так же растирая кроваво-фиолетовые запястья. Ситт-Зубейда села рядом и запустила пальцы в волосы: оказывается, она выбежала за ворота без покрывала. – Где семья рыбака?.. На острове? – вдруг поинтересовалась Зубейда. Лаонец молча покивал мокрой облипшей головой. – Куда же нам теперь идти… – подивилась в смрадный воздух она. – Навстречу халифу, – устало отозвался Якзан. – Но… путь лежит мимо столицы… Там же Ибрахим? – Ненадолго, – отмахнулся ладонью сумеречник и поплелся к колодцу – напиться. – Где Фазлуи? Якзан равнодушно отмахнулся: какая, мол, разница, мы его больше не встретим. – А что ты видишь в будущем? – с дрожью в голосе спросила Ситт-Зубейда. – Оно еще не определено, – мрачно ответил лаонец и отвернулся. * * * Бормоча под нос и хихикая, Фазлуи пробирался среди огромного, в два человеческих роста, камыша. Метелки на верхушках тростин шелестели под ветром, словно разговаривали о бегущем у самых корней смертном. Наконец, сабеец замедлил шаг, огляделся, подержался за грудь – старость, старость, – и присел на корточки отдышаться. Подуспокоившись, старый маг усмехнулся, стряхнул с плеча сумку и выудил запечатанный кувшинчик. А следом – зачем-то – зеркальце. Вскрыв посудинку, Фазлуи опрокинул в нее содержимое стеклянной колбы. Внутри зашипело, зашкворчало – и сабеец расплылся в довольной улыбке. Осторожно взболтал получившуюся жидкость, глубоко вздохнул – и опрокинул в себя. Зажав рот руками, упал ничком, замолотил по земле грязными ступнями. Потом затих. Надолго. А затем дрожащими руками, почему-то не открывая глаз, на ощупь обхватил и поднял к лицу зеркальце. И посмотрел туда. В тусклом металлическом диске отражалось лицо молодого мужчины с черной короткой бородой и черными же курчавыми волосами. Фазлуи поднял к глазам ладонь. На руке его больше не было морщин и пигментных пятен. Сабеец пощупал густые жесткие волосы на макушке и заплакал крупными слезами радости и разрешения от страха смерти: |