Книга Развод, страница 74 – Майк Гейл

— Почему ты всегда такой рассудительный?

— Не знаю. Думаю, это произошло естественным путем.

— Но ведь ты всегда и во всех случаях рассудительный, верно? У тебя никогда не бывает плохого настроения, и ты никогда не выходишь из себя по пустякам. Ты никогда не кричал на меня, не упрекал меня, не делал ничего, что является обычным в отношениях между людьми. Ты просто милый и нежный. Милый и нежный всегда, а я ничем не заслужила такого человека, как ты.

— Говори дальше, моя милая, ведь ты же знаешь, что, когда надо, я могу быть и настырным, и несговорчивым.

— Нет, не можешь, никогда не можешь. Ты никогда не был ни настырным, ни несговорчивым. Ты всегда милый и хороший. Ты помнишь в «Белоснежке» Уолта Диснея есть сцена, когда все животные помогают ей отмыться? Белоснежка становится настолько ослепительно прекрасной, что все животные буквально из кожи вон лезут, стараясь помочь ей. Вот так и ты, да, именно так ты и поступаешь. А я? О, я злобная королева с отравленным яблоком, болтающаяся где-то на заднем плане.

— Тебе, наверное, будет приятно узнать, что злобная королева, которую я нашел, очень и очень сексапильна.

— Так ты ко мне не придешь? — говорю я, стараясь придать своему голосу необходимую и уместную сейчас чувственность.

— А ты знаешь, что это плохая примета — провести с невестой ночь накануне свадьбы?

— Ты думаешь, нам грозит что-то плохое?

— Нет, я этого не говорю, — поспешно оправдывается он. — Я просто сказал, что это плохое предзнаменование для нас — провести вместе ночь накануне свадьбы. Понятное дело, что все это старушечьи сказки.

— Когда-нибудь я тоже стану старухой.

— А я все рано буду тебя любить, потому что стану твоим старым мужем.

— Ты точно будешь моим старым мужем?

— Уверен на сто процентов.

— И ты уверен, что любишь меня?

— Больше чем на сто десять процентов.

— Я тоже тебя люблю. Я люблю тебя так сильно, что не знаю, что с собой делать.

— Если ты хочешь, чтобы я пришел, я приду. Двадцать минут, и я у тебя.

— Нет, — решительно говорю я. — Ты прав. Обо мне не беспокойся. Я слегка перебрала, поэтому мне стыдно, да и волнуюсь — ведь утром свадьба… Мне просто хотелось с кем-нибудь поговорить.

— Ты, если хочешь, можешь говорить со мной хоть всю ночь, но, мне кажется, тебе надо поговорить с женщиной, которая знает тебя. Может быть, со своей мамой? Она же в соседнем номере?

Я пытаюсь представить себе, что говорю со своей мамой о том, что у меня на душе. И не могу представить себе этого. Проживи моя мама еще хоть миллион лет, ей не испытать ничего подобного.

— Мама спит, — отвечаю я через несколько секунд, — я только отца могу разбудить.

— А сестер?

Я пытаюсь представить себе, как я бужу Эмму для полуночного разговора. Даже когда мы были детьми, Эмма меньше всего подходила для того, чтобы быть собеседником в ночном разговоре, а сейчас, когда она обзавелась детьми, для нее нет ничего более желанного, чем сон. А моя младшая сестра… не думаю, она не очень похожа на человека, которому можно излить душу. Мне сейчас нужнее всего тот, кто мог бы меня выслушать, а Кэролайн всегда предпочитала говорить сама, а не слушать другого.

— Не думаю, что кто-либо из моей семьи мог бы мне сейчас помочь.

— А Джейн?

— Она еще в Лондоне и приедет только утром.

— А знаешь, — вдруг предлагает Маркус, — если ты не можешь поговорить ни с кем из твоей семьи, я иду к тебе и ты поговоришь со мной.

— Какой ты хороший, — отвечаю я, — но я обещаю тебе, что со мной все будет в порядке. Мне уже захотелось спать… Встретимся утром. Только не опаздывай, хорошо?

— Обо мне не думай, я прибуду вовремя. Думай о себе. Лично меня меньше всего волнуют люди, которые приехали сюда лишь для того, чтобы посмотреть, как я буду стоять рядом со своей невестой.

Я слабо засмеялась, а по моим щекам покатились слезы.

— Я люблю тебя, — говорю я, стараясь произнести эти слова так, как будто они идут от сердца. — Ты для меня дороже всего. Засыпай и спи крепко.

Я кладу трубку, склоняюсь к прикроватному столику, беру несколько салфеток, вытираю глаза, смачно сморкаясь, прочищаю нос. Зажав в кулаке салфетку, я сосредоточенно задумываюсь о том, что мне предстоит. Около девяти часов я должна буду позавтракать со всей семьей. На одиннадцать заказан парикмахер. Дружок Джейн, Джо, визажист-любитель, который поможет мне сделать макияж, приезжает в полдень, а сама свадебная церемония начнется в два часа. Время… Времени-то как раз и недостаточно. Мне необходимо больше. Больше. Потому что всего через несколько часов я стану замужней дамой.

7.22 (по американскому времени)

1.22 (14 февраля, пятница, по британскому времени)

Мы летим уже два часа. Недавно разносили арахис, бутылочки с прохладительными и алкогольными напитками. Собрали пустую посуду, стаканчики и обертки, и спокойная сонная тишина, которая обычно устанавливается во время перелета из одного часового пояса в другой, распространилась по всему салону. Большинство пассажиров, в том числе и я, сидели в темноте, закутав одеялами колени, и, оседлав головы пластмассовыми арками наушников, смотрели развлекательные телепередачи, перемежающиеся с выпусками новостей Си-эн-эн. Война. Смерть. Общение президента с народом. Странное праздничное настроение.

Я не сомкнул глаз, наверное, единственный из всех. Я знаю, что даже и пытаться не стоит, поскольку в голове роится такое множество мыслей. В некотором смысле мне повезло, что Хелен сидит так далеко от меня. Сиди она сейчас рядом, мне ничего не удалось бы от нее скрыть.

Я сижу в середине. Слева у окна сидит молодой англичанин двадцати с небольшим лет, на нем бейсбольная шапочка и толстая рубашка на теплой подкладке. Он, как только сел в свое кресло, сразу же натянул наушники от CD-плеера, лежавшего в рюкзаке, и уткнулся в экран с тетрисом. По другую сторону от меня, в кресле у прохода, где мечтал сидеть я, чтобы не поджимать под себя ноги, расположилась радушная дама средних лет со светло-каштановыми волосами. На ней джинсы, мохеровый свитер, а на ногах сандалии. Садясь на свое место, она приветливо улыбнулась мне и поздоровалась. В то же мгновение я подумал, что она меня заговорит, но она вынула из сумки толстенную книгу в мягкой обложке, включила лампу над головой и погрузилась в чтение. С того самого момента я не слышал от нее ни единого слова. До сего момента.

— «Говорящий попугай Паули».

Я ясно слышу эти слова даже через наушники, которыми закрыты мои уши. Я снимаю их и, обращаясь к даме, спрашиваю:

— Что?

— Ой, простите… я не хотела… так вышло. Я подняла голову от книги и увидела, что все не отрывают глаз от экранов. — Она кивком головы указала на телевизоры, висящие под потолком салона. — И я попыталась вспомнить последний фильм, который смотрела от начала до конца в самолете.