Онлайн книга «Шел старый еврей по Новому Арбату»
Тот, который не был еще раввином, задумался: – Я должен посоветоваться. Приходите завтра. Назавтра он сказал: – Всё зависит от того, ради чего открывают ту или иную дверь. Ради чего выпускают Потряскина в мир – на добро или на зло. – Кому это определять? – Вам, – ответил он. – Только вам. А бронебойный Потряскин добавил бы из глубин ощущений: – В какой фонтан бросить монетку, чтобы вернуться к тебе, Груня?.. Князь Белосельский, современник Екатерины Великой… …декламировал на журфиксах стихи на смерть своего камердинера: Под камнем сим лежит признательный Василий: Мир и покой ему от всех земных насилий… И что есть человек? – Горсть пыли и водицы. – Водица… – повторял с умилением князь. – Не правда ли, так, кажется, и видишь, как протекают наши дни?.. Нет ничего сомнительнее, чем произносить вслух, на людях, сотворенное в одиночестве. Выдержавший испытание – поэт, не выдержавший – прозаик, даже если сочиняет в рифму. "Большой урожай поэтов в этом году…", отметили в древнем Риме, чему воспротивился возмущенный Гораций: "Я читаю свои стихи не всякому… не везде и не при всех. А многие готовы читать свои сочинения на городской площади, даже в бане". Оливер Голдсмит, англичанин, добавил в восемнадцатом веке: "Если какой-нибудь стихотворец… вознамерится развлекать общество чтением трудов своих… он должен сделать взнос в размере шести пенсов и далее платить по шиллингу в час до конца чтения. Указанные деньги делятся поровну между присутствующими для возмещения причиненного им беспокойства". В письмах Ильи Рубина обнаружил старую притчу. Однажды к Александру Македонскому привели человека невероятных способностей. Он брал просяное зернышко и так метко его бросал, что оно пролетало через игольное ушко. Человек продемонстрировал свое умение перед Александром и застыл в ожидании. – Почему он не уходит? – спросил царь. Ему ответили: – Он ждет награды. И Александр сказал: – Дайте ему горсть проса, чтобы мог и дальше упражняться в своем великом искусстве. Не про тех ли она, эта притча? Кто раскидывает по листу зернышки слов в ожидании награды?.. Нашел у брата разрозненные остатки архивного, должно быть, журнала, а в них – "Из старой записной книжки, начатой в 1813 году". Вот что там высмотрел: "Прослушав какое-то музыкальное произведение, чуть ли не Вагнера, Россини сказал: "Если бы это была музыка, то было бы очень плохо". И о многих письменных произведениях нашего времени можно сказать: будь это литература, то оно никуда не годится; но как оно не литература, то, может быть, оно в своем роде и недурно… Люди пишут, следовательно, их читают; а если читают, то хорошо делают, что пишут. Каков товар, таков и спрос; а каков спрос, таков и товар… Всем есть место под Божиим солнцем". Еще одно. Непременно. 1859 год. Русский сатирический журнал "Искра". Разговор с читателем, "одержимым духом стихобесия": – У меня-с такое обыкновение… – Как обыкновение? Какое обыкновение? – В стихахъ-с. Я всегда пишу письма стихами-с. – Как стихами? Все письма стихами? – Все до одного-с. Я и маменьке в деревню стихами пишу-с. Каждую неделю всё описываю-с. – Но вам это должно быть очень трудно? – Ничуть-с. Прозою труднее-с. Я вам скажу откровенно: я прозою никогда не пишу-с, даже не умею писать… Дом на Никитском бульваре, возле Арбата… …лучшего не сыскать. Жила в нашей квартире некая француженка без мужа и детей, жила, думается, неплохо во многих апартаментах; после революции заселили туда семь семей – на один коридор и один туалет. Прошло восемьдесят лет. Опять там живет одинокая, вроде бы, женщина, скупив нашу квартиру с коридором и туалетом. Стоило ли городить революцию?.. Я вырос в семье, где было много смеха. Даже в скудные, пугающие годы. Отцу нравилось, когда гости смеялись, – не шаловливая ли муза прижилась у нас за столом, под шелковым абажуром, распивая чаи вместе со всеми? Муза-острослов, муза-балагур или муза-хохотун? Может, перелетела от одного из прежних смехотворцев? От Гершеле Острополера или Шайке Дубеца, от Мотке Хабада или Шайке-свистуна? Пересмешники – это святое. Без них не выжить. Недаром утверждали законоучители: – И у этих есть доля в грядущем мире!.. В школе я веселил учеников, учителей, себя. Делал это постоянно и непрерывно, пока самому не становилось противно и хотелось помолчать. Приходил домой и затихал, и считался в квартире серьезным мальчиком. На самом деле я не был серьезным, а просто отдыхал и набирался сил к следующему дню – подшучивать над другими и над самим собой. – Ты самый глупый ученик в школе! – кричала на перемене учительница немецкого языка. – Из самых самый!.. Не знаю, чем ей досадил, ведь я учил английский и на уроках ее не присутствовал. Но "самый из самых" – стоило многого. Перед выпускными экзаменами собрались родители, и учителя советовали, какую профессию выбрать их сыновьям. Математик Пипин Короткий сказал про меня: – Этому всё равно. Как в воду глядел… Окончил школу и авиационный институт, работал в конструкторском бюро, запускал на полигоне ракеты, взрослел, – повзрослела и моя шаловливая муза, развлекать других стало профессией, за которую отдуваюсь по сей день. Восемьдесят лет пребывания на земле, а умнее не станешь, выдумщик. Не допустят. Улыбаются при встрече, детям на меня указывают, пальцем тычут: – Этот дядя выдумывал смешные истории. Про волка с зайчиком. Будешь хорошо себя вести, дядя еще сочинит. Я их не поправляю, – чтоб они были здоровы, поганцы! Не перечисляю прозу, которую написал, книги по истории – тысячи страниц; мог бы, конечно, перечислить, но изменить что-либо – бесполезно. "Поздно стучать по столу, когда ты уже блюдо". Говорю ребенку с вымученной симпатией: – Хочешь потрогать дядю? Он не волк. И он не кусается. Казалось, живи напоследок и радуйся, но постарела моя муза, крылья поистрепав, посуровела – не расшевелить, лишь вспархивает порой, припоминая былое, оставляет на страницах следы невеселого юмора. |