Онлайн книга «Шел старый еврей по Новому Арбату»
– А как же историки с археологами? Ответил обстоятельно: – Работаем над этим. Стараемся. Имеем результаты. Археологам не дозволено копаться во вчерашнем дне, а историки воссоздают такое прошлое, которому путь в будущее. Поехали дальше. С повязками на глазу. У петуха на левом, у Штруделя на правом. – Мы на планете, – решил Штрудель. – Которая сбежала с орбиты. Иначе как объяснить всё это? – Тем не менее… – продолжил одноглазый забияка. – Тем не менее, господа народ, предлагаю обсудить назревшие призывы. Без театра нет амфитеатра! Без освещения нет просвещения! Без порнографии нет кинематографии! Двурядкин с Трехрядкиным даже подпрыгнули от возмущения: – Принудительно! Незамедлительно! В каком веке обитаете, сподвижник озарений?.. Петух возрадовался, чечетку отбил на трамвайном полу. – Имейте в виду, – пообещал. – Будущее ваше незавидно. Наделаете столько закрытий, что никто не захочет делать открытия. Минимум останется при вас, максимум отдадут другим. И повелел Штруделю: – Возвещай! Тот возвестил в проблесках озарений: – Не обозначит ли это, господа народ, смену понятий? Не явится ли в мир созидатель, мыслящий поперек, – не тварь кишащая? Переглянулись. Запаниковали: – Неубедительно. – Несостоятельно… – Нам с вами не по пути… И выскочили на ходу из трамвая, Двурядкин вслед за Трехрядкиным. Кавалер ордена задумчиво сказал вослед: – Не бывает абсолютного ничтожества. Всякое ничтожество – относительно, и это настораживает. – Следующая остановка: Галерея беззаветной преданности. 6 Петух решил позабавиться. – Пошалю. Ох, и пошалю теперь… Выкрикнул на весь вагон: – Попрошу встать! Все встали. – Попрошу вслушаться! Все вслушались, внимая и трепеща. – Записывать можно? – Записывать нужно. А лучше – запротоколировать. Зашагал по вагону из конца в конец, с пристрастием оглядывая пассажиров, выбрал первую жертву, вопросил строго: – Не народ ли будешь? Стоял перед ним тощий язвенник, застарелый, не иначе, мученик с глубокими морщинами на лице. Усы вислые. Нос во вмятинах. Пятнистая лысина в веснушках. Склонился над петухом, прошептал с опаской: – Был некогда народом, а ныне в сомнениях. Ибо страдаю раздвоением личности, и кого в меня внедрили, какой народ – неизвестно. Тут уж Штрудель вмешался: – Кто таков? Каков род занятий? Ответил с готовностью: – Составитель кроссвордов, сокрушен и подавлен. – Отчего сокрушен, отчего подавлен? – Скудоумие наблюдаю. Необратимое отупение… Как хорошо начинали когда-то‚ как увлекательно! Пять букв по вертикали, приток Амазонки: все отгадывали. Но теперь! Что теперь?.. Три буквы по горизонтали, первая – Н‚ последняя – Л… Возопил в отчаянии: – Река на севере Африки, кто знает? Общее старание. Напряг извилин: – Надо подумать. Так сразу не сообразишь… Продрал ногтями лысину, кулаком долбанул по лбу: – Бегаю по улицам. Цепляюсь к прохожим. Первая буква – Н, последняя – Л: утолите мое нетерпение. – Утоляют? – Куда там… Страдаю оттого душевным надрывом и раздвоением личности. Выискиваю наивернейший способ ухода из жизни, чтобы одна личность сгинула, а другая осталась. Штрудель проникся жалостью к мученику. – Я, – сказал. – Утолю ваше нетерпение. Река на севере Африки – это… – Нет! – возопил с такой силой, словно возмутились в нем оба народа. – Не смейте! Оставьте наедине! С моим надрывом!.. – Вольно! – приказал петух и перешел к следующему пассажиру. – Кто таков? Кругленький, упитанный, благодушный – хорошо выспался на пуховой перине, вкусно позавтракал, вытер салфеткой масляные губы, чмокнул жену перед уходом, отшлепал для острастки примерных деток. Сообщил с охотой: – Местный провизор. Который не в своем уме. – Не народ ли будешь, провизор? Претендуешь на столь почетное звание? – Претендую. И даже очень. Дабы обладать им единолично. – Каким образом? – Прихожу в аптеку, истираю в ступке полезные снадобья, пригодные для излечения, добавляю капельку смертоносного яда кураре, чтобы искоренить шевеление в домах и на улицах. – Даже так? – поразился Штрудель. – Даже так, – и облизал пухлые губы. – Зачем бродить сорок лет по пустыне, до полного вымирания? – Население про это знает? Вздохнул: – Знает, к сожалению. Наслышано. Оттого и не приходят за лекарствами. Но я не отчаиваюсь, нет, нет!.. – Понятно, – пощурился петух. – Попрошу подписку. О невыходе из трамвая. Шагнул вдоль строя. Штрудель шагнул следом. – Народ? – Народ. Без царя в голове. Которому всё под силу. Рот разинут. Глаза шальные. Волосы спутанные. На затылке форменная фуражка, на плече сумка с письмами-бандеролями. Прокричал с усердием: – Проживая жизнь с великой приятностью… Разношу почту по сиюминутному хотению, независимо от адреса: "Это вам. А это уж вам". – Что еще? – Вскрываю конверты, переписываю послания, отправляю по случайным адресатам, а то и вытряхиваю в помойку всю сумку. Добавил строго конфиденциально: – В минуты редкого просветления отношу на проверку в нужные органы. Народу это свойственно. Очередной пассажир не дождался вопроса. Встал во фрунт, преданно взглянул на начальство, отрапортовал – благостно глуп: – Отставной народ. Малоумный отроду. Он же полководец, флотоводец, а также от кавалерии, артиллерии и от частей случайного назначения. Голова – обрита наголо. На загривке – валики. На груди – регалии до ширинки. – Чем пробавляешься, отставной народ? – Командую старцами, которые в строю. Чтобы маршировали на плацу, строились в боевой порядок, по приказу кричали "Ура!" и разбегались по улицам. "Это вы куда?" – интересуются прохожие. "Это мы в атаку". – "Это вы на кого?" – "Это мы на всех". |