Онлайн книга «Шел старый еврей по Новому Арбату»
3 А там – охранники. Там – референты. Двурядкин с Трехрядкиным. Так и стелятся: – Располагайтесь… – Угощайтесь… – Вот вам блинчики с мясом… – Вот вам котлетки на пару… – Тефтельки-фрикадельки... – А где Пронька? – возмутился петух. – Без Проньки мы не согласны. Засуетились: – Будет… – Будет вам Пронька… – За нею послано… – А пока что… Повернулись к двери. Вытянулись в струнку. В комнату вошла Неповторимая Отрада Вселенной, повелела негромко: – Все вон. И остались они втроем. Вкусная еда. Ненавязчивые речи. Очаровательные любезности. Назовем его Благодушный. Конечно, Благодушный, – как же иначе? Благосклонен и милостив. Вкрадчив и уклончив. – Буду откровенен, ибо разгласить беседу вам не удастся. Это, надеюсь, понятно? Вздохнули: – Это понятно. – Ну и славненько. А теперь поговорим начистоту. Без лести. Как старые приятели. Петух сощурил глаз: – "Если у кого нет врагов, его губят друзья". Корнелий Тацит, римский историк. Правитель огорчился: – Зачем же так?.. В кои-то веки надумал распахнуть душу. Не взирая на непристойность ваших затей. Подцепил на вилку фрикадельку в томате, заглотал, не прожевывая, забубнил обиженно: – Являются из-за угла. Без приглашения. Вынюхивают: что да как, а мне на стол – рапорт за рапортом, рапорт за рапортом… Добавил для ясности: – Лучший гость – это тот, который уезжает, не приезжая. Народная примета. – Мы, – отважно возразил Штрудель, – социологи. Занимаемся изучением здешнего общества. Даже подпрыгнул на стуле: – Нет такого понятия – общество! Изъято из обращения! Повсюду и неукоснительно! Пришли бы ко мне, поговорили с референтами, уяснили устремления и надежды… Вскочил. Закружил вокруг стола. Подхватил на бегу блинчик с мясом. Вытер масляные губы и шепотом, с оглядкой на дверь: – Врут. Всё врут эти референты. Правды век не добьешься… Между нами: каковы они, наши устремления? Штрудель сообщил без утайки: – Народ ваш нуждается в пропитании. И даже очень. – Нуждается, – согласился. – Да откуда ему взяться, пропитанию? На всех не напасешься. – У нас зато цены снижаются… – вякнули из-за двери. – Ежегодно… – На соль, мыло, спички… – На овсяный кофе… – Это кто? – спросили. Правитель переждал, пока утихнут за дверью, скривился, как лимон раскусил: – Глас народный. Не обращайте внимания. Сидел на стуле, проговаривал на память: – "Земледельцы на том острове обрабатывают землю, кормят скот, заготавливают дрова, цыплят выращивают в беспредельном количестве, с изумительным умением…" – Что мы слышим? – изумился петух. – Это же Томас Мор! – Он самый. Почитываем перед сном. – Его-то зачем? Ухмыльнулся, выказав резцы: – Движимые сердечными потугами. К изысканию путей неуклонного роста. Дабы сердца подданных были пустыми, а желудки полными – вот путь правления. Возопили из-за двери – Двурядкин наперегонки с Трехрядкиным: – Громовержец ты наш... – Мы и без потребления… – Только укажи… – Это кто там гукает? – поинтересовался петух, явно кому-то подражая. – Это недобитые выползни гукают? Громовержец нацелил на него указательный палец, но выводов пока не сделал. Лишь поморщился: – Прилипалы. Взяты ко двору в дураки. Ибо полагаются по этикету. – Умнее у вас нет? Ответил честно: – Были умнее. Теперь нет. Добавил в назидание: – "Народ мудр настолько, насколько нужно". Лактанций, "Божественные установления". Третий век новой эры. Помолчал. Откушал котлетку на пару. – Советников – что дней в году. Жрут жирно. Блудят – кто на ком. Финансовые потоки направляют в свой карман. Протянул ненавистно: – На-со-са-лись… Заборами огородились… На Лысой горе… Вскричал неистово в сторону двери, слюнка вскипела на губе: – Не вводите меня в ненавидение! В злобствование не вводите, достойные проклятия!.. Вопросил сторожко: – Между нами… Я вам не снился? – Нет. Огорчился: – И на меня уловитель… Как на тюльку. Вошел на цыпочках главный референт, подал с поклоном бумагу, на цыпочках вышел. Правитель проглядел ее, поморщился: – Не повстречался ли вам юродивый с досадительными листами? Уж больно углядчив. Прочитал с выражением: – "Мир одряхлел в изнурении духа, жало совести притупилось. Дрова сырые, истопники ленивые, вода ледяная: грешники в котлах мерзнут. Сковороды ржавые, противни горелые, жаровни без днищ: народ в дыры проскакивает. Смолу спёрли, свинец пропили, железо не завезли: в глотки заливать нечего. Иголки гнутся, ножи тупятся, вилы ломаются: пойди его проткни. Отчетность запустили, дела затеряли, приговоры перепутали: одному три геенны подряд, другому – шиш. Взятки берут. Насильничают. Грабят. Правду сто лет не сыщешь. Если это и есть адово наказание, чем же оно отличается от земного?.." 4 Передохнул. Посуровел. – Этот придурок возомнил, будто один такой прозорливый. Да у меня в загашнике – вагон провидцев, и все заменяемые. Начертал резолюцию красным карандашом, поперек текста. – Придется отметить, дабы не усердствовал в своем юродстве. Не юродствовал в своем усердии. – Как у вас отмечают? Ответил: – А по надобности. Применительно к моменту. Бываем порой и милосердны, ежели свирепеть лень. Ибо путь правителя – блистать и угнетать. |