Онлайн книга «Соленый ветер»
– Я так и делаю, поэтому возникает следующий вопрос: ты заходил в лазарет? – Да, – ответил Уэстри, наслаждаясь моей ревностью. – И что? Он покачал головой: – Доски не подошли. – Отлично. Мне нравятся старые. Он провел пальцем по моему затылку. – Мне тоже. – К тому же новые половицы лишат нас почтового ящика. – Значит, решено единогласно, – Уэстри стукнул воображаемым молотком, – оставляем скрипучие половицы. Он взял в руки медальон и осторожно открыл его. – Все еще пустой? – Да. Я пыталась придумать, что положить внутрь, но пока вдохновение меня не посетило. Уэстри задумался. – Нужно что-то, напоминающее об этом месте, что согреет твое сердце воспоминаниями о нашей любви. Я нахмурилась и выхватила медальон у него из рук. – Воспоминаниями о нашей любви? Ты говоришь, будто наши дни сочтены, будто это просто… – Тсс, – прервал он меня, приложив палец к моим губам. – Я хочу любить тебя всю оставшуюся жизнь, но впереди, как ты знаешь, следующий этап службы. Пока я в Европе, сколько бы ни продлилась эта война, я надеюсь, что ты, открывая этот медальон, будешь вспоминать обо мне. Это поможет пережить разлуку. Уэстри встал, обшарил комнату, ощупав стол, плетеные стены и занавески, и, наконец, присел на пол. – Вот, – сказал он, протянув мне маленький кусочек скрипучей половицы, – кусочек бунгало. Ты можешь всегда носить его с собой, а где он, там и я. Я едва не расплакалась, когда Уэстри открыл медальон и положил в него кусочек дерева. Идеально. – Готово, – объявил он, прижав медальон к моей груди, – теперь я всегда с тобой. Поцелуй дал ему понять, сколь высоко я оценила его жест. * * * Вскоре после заката Уэстри зажег на столе свечу, и мы сидели в обнимку, слушая бриз и пение сверчков, пока наше внимание не привлек странный звук. В темноте прозвучал агрессивный и решительный мужской возглас, а затем – отчаянный женский крик. Сначала голоса звучали где-то в отдалении, в чаще джунглей, достаточно далеко, но когда крики приблизились, я инстинктивно сжала руку Уэстри. – Как думаешь, что это? – Не знаю, – ответил он, поднимаясь и быстро надевая рубашку, – но, похоже, женщина в беде. Оставайся здесь, – приказал он. – Будь осторожен, – прошептала я. Я не знала, чего бояться – что Уэстри отправляется туда в одиночку или что я останусь в бунгало одна. Он тихо проскользнул в дверь и, прислушиваясь, двинулся сквозь кусты. Мы услышали новый крик и шорох шагов. Кто-то бежал. Я встала и обулась, сожалея, что в бунгало нет никакого оружия. Уэстри принес винтовку? Вряд ли. Мужчины редко выносили оружие за пределы базы. Я судорожно сглотнула. Уэстри там совсем один. А если ему нужна помощь? Я не могла просто оставаться в бунгало и ждать. Я тихо вышла наружу, заметила возле стены бунгало деревяшку и схватила ее. На всякий случай. Я прокралась в сторону пляжа, но резко обернулась: неподалеку хрустнула ветка. Сзади кто-то есть? Сердце ушло в пятки. Где-то там затаилась опасность. К нам подобралось какое-то зло. Раздался новый крик, на этот раз совсем рядом с пляжем. – Нет, нет, пожалуйста, не надо, пожалуйста! Я охнула. Мне был знаком этот голос. Боже мой. Атея. Она пытается пробраться сюда, в бунгало? Должно быть, ее преследует Ланс. Где Уэстри? Я рванула сквозь кусты к пляжу и увидела сцену, которую запомнила навсегда. В темноте было непросто различить лица, но когда глаза привыкли, передо мной разыгрался настоящий кошмар. Я видела, как мужчина держал ее за волосы. Потом в лунном свете мелькнула сталь. Боже, нет. Нож. Он провел лезвием по шее девушки, и я, онемев, смотрела, как хрупкое, безжизненное тело упало на песок. – Нет, – простонала я, не в силах даже закричать. Нет, только не это. Темная фигура зашвырнула нож в чащу, словно мяч, и бросилась прочь по пляжу. Я побежала к Атее, задыхаясь от слез. – Атея, мне так жаль… Я положила ее голову себе на колени, она была вся в крови. Атея задыхалась и ловила открытым ртом воздух. – Он, он, – бормотала она. – Нет, милая, – прошептала я, – не пытайся говорить. Молчи. У Атеи потекла кровь изо рта. Она умирала. Если бы мы вовремя доставили ее в лазарет, доктор Ливингстон мог бы ее спасти. Мы должны ее спасти. Атея указала на свой большой, округлившийся живот. Она беременна. О, боже. – Уэстри! – позвала я, – Уэстри! Я услышала шаги с той стороны, куда убежал Ланс, и взмолилась, чтобы это был не он. – Уэстри! – окликнула я вновь. – Я здесь, – отозвался он, – это я. – Ах, Уэстри! – заплакала я. – Посмотри на нее. Посмотри, что он с ней сделал. И с ребенком. Атея подняла руку, словно пытаясь до кого-то или чего-то дотянуться. – Она не выживет, – проговорил Уэстри. – Что ты несешь?! – в отчаянии закричала я. – Конечно, выживет. Она должна выжить. Я обещала, что защищу ее от этого чудовища. Дыхание Атеи стало судорожным. – Она справится, – всхлипнула я, – мы должны ее спасти. Уэстри положил руку мне на плечо. – Анна, – прошептал он, – у нее перерезано горло. Лучшее, что мы можем сделать – облегчить ее боль, ее страдания. Я поняла, о чем он, но не знала, смогу ли справиться – наперекор всему, чему меня учили. Но, держа умирающее тело Атеи на руках, я осознала – это не просто правильный, а единственный выход. – Иди, принеси мою сумку. Скорее! Уэстри вернулся с моей сумкой и достал морфий – в войну его держала под рукой каждая медсестра. Препарата было достаточно, чтобы успокоить 120-килограммового мужчину или отправить девушку весом в 50 килограммов ко вратам рая. Я поцеловала Атею в лоб и ввела ей в руку первую дозу, растерев место укола. – Вот и все, – прошептала я, пытаясь сдержать слезы и говорить спокойным, уверенным голосом. – Скоро боль пройдет. Расслабься. Дыхание стало поверхностным. Когда я ввела вторую дозу, глаза Атеи закатились, веки задрожали и закрылись. Я измерила пульс и приложила ухо к сердцу. – Она умерла, – сообщила я Уэстри со слезами на глазах, – их больше нет. Как он мог это сделать? – воскликнула я. – Как мог? Уэстри положил тело Атеи на песок и помог мне подняться на ноги. |