Онлайн книга «Фомка-разбойник»
* * * Еще два дня мы ходили за справками на пристань. И каждый раз повторялся, с небольшими разве изменениями, наш разговор с пещерным Госпаром. Наконец мы догадались обратиться прямо в окрисполком. Там не только дали нам все необходимые справки, но и заранее выдали «бронь» на каюту до самого Обдорска. В ту же ночь пришли долгожданные пароходы. Первой тронулась вниз «Москва». На её борту мы покинули город Тобольск. Глава четвертая
И бурная Обь, где бога секут И ставят в угол глазами. Велемир Хлебников Иртыш. – Грандманжа. – Астраханские ловцы. – Самарово. – Волнующая встреча. – Буря. – Малый Атлым и Большой Атлым. – Ружья начинают стрелять сами. – Джигетай и кулан. Иртыш суров, угрюм. За Тобольском быстро снижается берег, густые таловые джунгли подходят к самой воде. Цвета ржавого железа, вода холодная и неживая, как желатин. Никто уже не шутит на пароходе. И не поют. Куличье царство. С берега на берег перелетают маленькие перевозчики, черныши, фифишки. Кричат травники, мелькают пестрые кулики-сороки. То тут, то там поднимаются с воды утки. Валентин хватает меня за рукав. – Гляди, гляди: сейчас разрежет! Перед самым носом парохода бежит по воде черная с белым на крыльях утка. Она машет крыльями, как руками, улепетывает изо всех сил. – Раскрошит! – волнуется Валентин. – Будь я гад, раскрошит колесом! – Уйдет как хочет. – Не видишь: она же летать еще не умеет! – Давай на спор? На две грандманжи? – Смешно прямо!.. Ну, давай. Ставь четыре чая. – Пошла! Как раз в эту минуту утка исчезла в воде – и сейчас же широкий нос парохода скрывает от нас то место на воде, где только что была птица. – Готово! – говорит Валентин. – Тащи чай. – Идем-ка на левый борт. Только мы подошли к перилам, черная головка выскочила из воды недалеко от борта. – Видал? Но уж головка опять исчезла. – Обождать! – говорит Валентин. – Еще ничего не доказано. Проходит минута. Черная утка внезапно появляется на гребне поднятой пароходом волны, поворачивает к нам голову и спокойно плывет к берегу. – Черт!.. Твои две грандманжи! Я предпочел не объяснять ему, что играл наверняка. Хохлатая чернеть – великолепный пловец и ныряльщик. Она могла взлететь, но предпочла уйти под водой. Я просто сказал: – Тащи-ка обед! На «Москве» есть буфет. Мы распределили между собой обязанности: Валентин должен заботиться о чае, таскать кипяток, а я – обед и ужин. В средней части парохода, против машинного отделения, каютки с надписями: «Кухня», «Посудная», «Буфет», «Гранд-манжа». У грандманжи надо стать в хвост – тут всегда очередь – и получить обед, а вечером ужин. Сегодня этим делом вместо меня придется заняться Валентину. * * * Через сутки останавливаемся в Демьян-ском. Глинистый берег, березовые рощицы. Где-то дальше по реке Демьянке год назад выпустили американских крыс – ондатр. Они уже расплодились, разбрелись по всей округе. Скоро будет новый промысел у демьянских охотников. * * * Валентин пишет этюд в каюте. В открытое окно просовывается голова, другая, третья, четвертая… – Отходи, ребята, – сердится Валентин. – Свет закрыли. Отстраняются, но скоро опять заглядывают. Молодые все парни, обветренные лица, рубахи на груди открыты. Их встречаешь на всем пароходе – внизу, наверху, во всех классах. Так табунком и ходят. Разглядывают этюд. – Наверху – это форма облаков, – говорит один. – Правильно нарисовал: облака сейчас перистые и кучевые, – замечает другой. Мы разговорились. Парни оказались из Астрахани. – Как вас сюда закинуло? – Артель мы, ловцы. В Москве контракт подписали: три месяца рыбу ловить за Обдорском. Рыбы, вишь, у них тут полно, а взяться настояще не умеют. Ловят, как при царе Горохе ловили. А мы, вишь, сызмальства по красной рыбе, у нас культура по этой части, лучшие ловцы в СССР считаемся. В артели семеро нас из одной деревни. Старшой – татарин. Хороший мужик, мы его – в случае чего – не выдадим, не бросим. Нас ведь как: где – пожалуйте! пожалуйте! – а где и на кулачки встречают, пострели их зараза. Наших тут много работает, на Обе. Уж не первый год. Рыбницы завели моторные, плавучие садки живорыбные, сбрую всю рыболовную – все по-нашему. Татарских селений больше нет: мы уже в Земле Югорской – в стране вогулов и остяков. Но не видно и юрт туземцев. Ни одного человека на берегу, ни лодочки на реке. Принялся ветер, вода почернела. Берег пошел скалами, на скалах – тайга. Мощные кедры над ней покачивают большими головами. Под скалами на узкой полосе берега – поселок. Уходит вглубь, в падь Самарово [32] . Где я? Что напомнил этот дикий пейзаж? Ах, да: картина из рассказов Джека Лондона – Клондайк. Те же безжалостные скалы, черный лес, свирепая река. Край, где нет места неясному выкормышу городов. И люди тут простые, крепкие, как сутунки. Их инструменты – топор да ружье. Пристань. Битва у сходней. Волосатые, с громадными узлами, с коваными сундуками за спиной. Прут как на приступ: посадка. В толпе нет ни одного туземца. Русские – переселенцы. За пристанью – мокрый луг, огромные круглые стога на низких срубах. Формой напоминают жилища африканских негров. Какие-то люди подходят, сгибаются, лезут под стог, в низенькие двери срубов. Неужели живут там? Посадка окончена, движение прекратилось. Я схожу по пустым сходням, опускаю письма в ящик на пристани. На ящике бумажка: «Следующая выемка – в четверг». Узнаю, какой сегодня день. Воскресенье. «Москва» дает свисток. Пристань, стога, дома плывут назад. Никто не машет платком. «Москва» потянула за собой громадную баржу. * * * Ветер ревет. Идем вдоль скалистого черного берега. Сумерки. |