Онлайн книга «Теплая Птица»
|
– Держись. Мне понравилось, как она это сказала. Над головой загудело. Ожили лопасти – машина задрожала, передав свою дрожь мне. Неужели полетим? Крыша осталась внизу. Я, не отрываясь, смотрел в выпуклое, как глаз твари, окно. Площадь с памятником Ленину. Прямо под памятником – гора трупов. Стрелки суетятся, стреляют в воздух. Я и не заметил, как рассвело, – всего за какие—то десять-пятнадцать минут. Нас спасла темнота, выходит, цена Теплой Птицы и есть эти самые десять-пятнадцать минут. Занесенные снегом полуразрушенные дома, заводы, домишки и заводики Калуги сливались внизу в чистый лист. Я ухватился за поручень. Страшно… и весело. Вертолет с синим брюхом заходил то с одной стороны, то с другой, то зависал сверху. Высунувшийся из кабины стрелок жарил из автомата. Марина, вцепившись в рычаг управления, смотрела перед собой. Когда начиналась пальба, ругалась сквозь зубы. Было заметно, что ей нелегко управлять этой махиной. От напряжения на шее вздулась синяя жилка. Я по мере сил старался утихомирить стрелка. Когда синебрюхий вертолет зашел сбоку и стрелок оказался, как на ладони, мой автомат чихнул и замер. Пока я – зубами, до боли, – развязывал рюкзак, менял обойму (патронов в нем осталось с гулькин нос), в выпуклом окне показался лес и – сердце мое радостно забилось – разрезающая его светлой нитью железная дорога. Вдруг оторвемся? Преследователи подбирались все ближе. Стрелок палил без передышки, пытаясь попасть в Марину. Пилот, должно быть, такой же толстяк в желтой фуражке, как оставшийся на крыше Калужской городской администрации, качнул машину в нашу сторону; два вертолета едва не столкнулись. Стрелок заорал на него, и преследователи исчезли в беременных снегом облаках. – Отстали, – выдохнул я. Рано радовался. Синебрюхая вертушка появилась из облаков, блестя винтом на солнце. Я отчетливо увидел стрелка – кажется, даже разглядел черные волоски в горбатом носу. – Подымай, – крикнул стрелок, разбазарив обойму. Я выстрелил, надеясь, что попаду в затемненное пространство внутри вертушки, – туда, где, по моим прикидкам, должен находиться пилот. Находился он там и по прикидкам судьбы. Короткий крик известил, что я не промахнулся. – Молодец! – крикнула Марина. Я высунулся наружу. Холодный ветер схватил за горло. Вертолет стрелков будто висел над железнодорожной насыпью. Лопасти, главная и хвостовая, вращались с не уменьшающейся скоростью. Но вот он опустил нос, словно козленок, желающий бодаться, резко ушел в сторону и рухнул в стороне от полотна дороги, где вырос багрово-желтый столб, мгновенно затянутый черным дымом. Все-таки оторвались! Я вспомнил снующих по площади стрелков. Что, суки, съели? Скорее всего, мы единственные, кто выжил во время калужской зачистки. Почему-то вспомнилась и старуха, как беспомощно она пила воду из рук Марины. Вовремя оставила землю: по рассказам, стрелки зачастую пытают и истязают своих жертв… Я посмотрел на спину Марины. «Бабу живьем берите. Позабавимся!». Так кричал командир стрелков. Едва ли Марина представляет, от чего нам удалось оторваться. Над люком – красная лампочка, высвечивающая буквы: «Выход». Куда отсюда можно выйти? Разве только на облако… По полу рассыпан концентрат, валяется окурок самокрутки. А это что? Я поднял обложку от книги. «Библия» – истертые золотистые буквы. Что-то знакомое в этом странном названии. Кажется, это как-то связано с Галей, с утром на светлой террасе… Задумавшись, я подобрал с пола окурок, развернул тонкую обгорелую бумагу. Буквы хлынули мне в глаза. «и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь. И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои. И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих» [2] . Так вот значит, как это было! Я представил (или вспомнил?): багровый шар, поглотивший солнце, красные полосы на небе, словно росчерки гигантского пера. Дрожь под ногами или в ногах и, – особенно ярко, – медленно падающий, дрожащий от ветра осенний лист. Осенний лист в разгар лета… Вертолет начал снижаться. Из-за леса показался разрушенный городок – кучи битого кирпича, воронки, полные зеленой жидкости. Посреди городка – башня, похожая на гигантский стебель борщевика. – Андрей? – Да? – Я не могу посадить его. Я… забыла! В голосе Марины звенело отчаянье. Несмотря на ее усилия, скорость машины не падала, и даже мне стало ясно: если попытаться сесть, нас размажет по земле. Ровная поверхность – это смерть, но… – Поворачивай к лесу! Марина потянула обмотанную синей лентой рукоятку. Вертолет взял влево. Лопасти, казалось, застыли на месте, но я знал, что они бешено вращаются. Машина понеслась над макушками елей, поднимая белые вихри. – Ты можешь хоть немного сбросить скорость? – заорал я. Снежная пыль проникала в кабину, колола лицо, попадала в рот. – Попробую! – Ну? – Я уже сбросила! Совсем ничего не почувствовал. – Сделай наклон и вылезай! Марина кивнула, надавила на рукоятку. Скоро вертолет запашет носом… Она покинула место пилота и, скрючившись рядом со мной, встала напротив шевелящейся снежной стены – бледная и решительная. Многолетние кроны затрещали. Сила, сопротивляться которой было невозможно, выдернула меня из машины и швырнула на деревья. Я полетел вниз, пытаясь зацепиться за ветки, обдирая сучьями руки. Вслед устремился хвост с вращающимся винтом. Но я падал быстрее. Земля ударила меня. – Андрей, – сквозь муть я увидел Марину. Сел, встряхнул головой. В ушах гудело – я потрогал мочку, на пальцах осталась кровь. – Как ты? – спросил, не узнав свой голос. – Нормально. А ты? Я отвернулся и сплюнул кровью на сугроб. Зачерпнул две горсточки сухого снега – одну растопил во рту и выплюнул, другой растер лицо. Как будто полегчало… Пришло понимание того, как дико, отчаянно нам повезло. Мы внизу, на земле, и мы живы. Марина что-то долго говорила, но я лишь уловил: – Ты можешь опереться на мое плечо, не думай – я сильная… |