Книга Две повести о Манюне, страница 61 – Наринэ Абгарян

– Ба нас дегенератками называет, – радостно запрыгали мы вокруг коляски, – с нами точно не соскучишься, да-да!

– Не мельтешите так, ребенка напугаете, – остановила нас тетя Валя.

Мы снова заглянули в коляску. Петрос лежал на спине, важно причмокивал губами и пытался разобрать по местам съехавшиеся в кучу глаза.

– А он уже покакал сегодня? – продолжили мы светский разговор.

– Конечно, – у тети Вали от гордости за внука заблестели глаза, – ест и какает, ест и какает, весь в мать!

– Мам, ну что ты такое говоришь, – вышла из дома тетя Мариам, – что девочки обо мне подумают?

– Здрасьти, тетя Мариам, мы уже не маленькие и понимаем, что какаете вы от силы один раз в день. Ну, если, конечно, у вас не понос. – Манька сунула нос в миску, которую мама Петроса держала в руках. – А зачем вам пустая миска?

– Пойдем со мной в погреб, поможете свеклу достать, – обрадовалась возможности сменить тему разговора тетя Мариам. Она вручила мне миску, и Манька тут же надулась.

– Я тоже хочу помогать!

– Вот тебе крышка от миски, – протянула я ей крышку.

– Ура, Нарка, ты не жадная и вообще моя самая любимая подруга, – чмокнула Манька меня в щечку. Я так обрадовалась, что вручила ей еще и миску, о чем сразу же, если честно, пожалела. Так и шла к погребу в растрепанных чувствах. С одной стороны, мне было приятно, что я лучшая подруга Маньки, но с другой – было обидно, что ей все, а мне ничего.

Тети-Валин погреб оказался большим и темным и выглядел, как пещера Али-Бабы. Освещался он старой масляной лампой, а по углам стояли пузатые глиняные карасы. Я не удержалась и потянулась потереть лампу – вдруг оттуда вылетит джинн!

– Осторожно, стекло горячее, – предупредила тетя Мариам.

Манька важно обошла погреб вдоль и поперек, а потом с видом знатока постучала согнутым пальцем по одному из карасов:

– Вы тут золото и драгоценности храните?

– Ага, – хмыкнула тетя Мариам, – сейчас я как раз немного золота отсыплю.

И она стала доставать из самого маленького караса что-то темное, пахнущее специями и чесноком.

– Ой какой запах! А что это такое?

– Это маринованная свекла. Мы ее приготовили по старинному молоканскому рецепту. Любите свеклу?

– Любим, – соврали мы.

– Это очень хорошо, – тетя Мариам наклонила карас, – Манюня, подставь миску, зальем туда немного рассола, чтобы свекла не засохла.

– Шикиблеск, – принюхалась Манька к ядреному запаху маринада, – теперь я даже не знаю, что лучше пахнет – маринованная свекла или детское мыло с ароматом клубники.

Потом мы пошли в дом. Я вышагивала впереди, важно несла миску и думала, что никогда не надо быть жадной. «Вот, не зря в сказках говорят – делай добро, бросай в воду, – шепнула я Маньке, – сначала я тебе дала понести миску, а теперь ты – мне».

– Это потому, что я сказочная, – не растерялась она.

Тетя Мариам накрыла на стол и стала угощать нас маринованной свеклой.

Мне свекла не понравилась, и я поела хлеба с сыром, а Манька была в восторге. Она ела и ела и не могла остановиться.

– Манечка, ты бы положила себе отварной картошки, – забеспокоилась тетя Мариам, – нельзя так много маринованного есть!

Но Манька и ухом не повела.

– Ах как вкусно, – хрустела она свеклой, – ничего вкуснее я не ела!

В считаные минуты моя подруга опустошила всю миску, съела даже дольки чеснока и зелень, которыми обильно приправили маринад. На радостях хотела еще лавровый лист сжевать, но тетя Мариам решительно отобрала его. Зато Манька не растерялась и выхлебала весь рассол. Вместе с горошинами черного перца.

И тете Мариам ничего не оставалось, как идти снова в погреб за очередной порцией свеклы. Манюня, наверное, и эту порцию бы съела, но тут Ба окликнула нас, и мы побежали домой.

А спустя какое-то время Маньке стало плохо. Так плохо, что у нее поднялась температура. Ба рвала и метала. Она позвонила тете Вале – узнать, чего такого ела Манька, и бедная тетя Мариам прибежала к нам вся в слезах.

– Я ей говорила, что не надо так много маринованного есть, а она меня не послушалась!

Ба мигом поставила Маньке клизму, сначала с кипяченой водой, потом с настоем ромашки. Манька бегала в туалет и винила во всем меня:

– Если бы ты тоже поела свеклы, то мне бы меньше досталось! И я бы тогда фиг отравилась!

Потом Ба сделала слабенький раствор марганцовки и заставила Маньку его выпить.

– Буэ, – ругалась Манька, – привкус противный.

– Зато марганцовка свекольного цвета, – хмыкнула Ба.

Она и меня заставила выпить стакан раствора.

– А мне зачем? – отбивалась я.

– На всякий случай!

После угощения марганцовкой я побоялась, что Ба мне тоже на всякий случай поставит клизму, и засобиралась домой. Но Манька желала страдать в моем присутствии.

– Прочти мне «Убийство на улице Морг», – зловредничала Манюня. Она знала, что я очень боюсь этой новеллы и стараюсь обходить ее стороной.

– Давай я тебе лучше спою!

– Не хочу. Хочу «Убийство на улице Морг». Доставай с полки книгу, я сейчас вернусь, только в туалет сбегаю, – велела она. Я вздохнула и потянулась за новеллами Эдгара По. «Вот чем думал человек, когда сочинял такие ужасные истории? – недоумевала я. – Небось спал и постоянно видел, как орангутанг забирается через трубу и откручивает ему голову». Мне стало так страшно от собственных мыслей, что я побежала в туалет узнавать, как у моей подруги дела.

Манюня сидела на унитазе и рыдала в три ручья.

– Ты чего? – испугалась я.

– Нар-каааа, смотри, у меня на руках волосики появились!

– Где?

– Вот тут и вот тут, – протянула мне руки Манька, – видишь?

Я пригляделась. Действительно, Манины ручки покрылись редким золотистым пушком.

– Ой-ой-ой, – причитала моя подруга, – вот я волосатая!!!

– Да ничего ты не волосатая, смотри, у меня на руках такой же пушок, видишь? – сунула я ей под нос свою руку.

Но Маньку так просто не остановить. Если Манька начала плакать, то она выплачет себе все глаза. Вот и сейчас она гудела так, что слезы лились водопадом.

– Не верююю тебе, ты вреооооошь!

– Клянусь! Вот тебе крест, – неумело потыкала себя вокруг живота я.

Манька для порядка поплакала еще чуть-чуть, потом утерла слезы и вцепилась в мою руку.

– Ну да, и у тебя есть волосики, – вздохнула она, – надо что-то придумать, так нельзя.

– А чего придумать?