Онлайн книга «В дыму войны. Записки вольноопределяющегося. 1914-1917»
|
Низко по земле, выбивая пыль на окопных насыпях, шелестит железный град шрапнели. Стройно, без перебоев татакают пулеметы. Синие и желтые отблески взрывов вздрагивают на ребрах шинельных квадратов. Все кругом трясется, горланит, визжит, ураганится, и, кажется, нет выхода из этого загона смерти. Серые фигуры, отбившиеся от своих взводов и отделений, в ошалелой бестолочи мечутся из одного хода сообщения в другой. Попадают в тупики. С рыком и воем устремляются назад, сбивая друг друга с ног, истошно матюгаясь и славословя. В темноте наталкиваемся друг на друга, наступаем на ноги, гремим котелками. Хохол Петраченко печально острит. – Выравниваем хронт. Над головами в колеблющейся синеве неба жужжат пропеллеры не то наших, не то неприятельских аэропланов. Эти чайки нервируют солдат и офицеров больше, нежели самая сумасшедшая артиллерийская стрельба. Может быть, это от того, что аэропланы еще недавно введены в действие, к ним не привыкли… Не идем – летим, растянувшись длинной цепью по главному ходу сообщения. Четвертый взвод нашей роты, оставшийся для прикрытия, стреляет без передышки. Это он втирает очки противнику: старается убедить его, что ничего не случилось. Выбираемся из хода сообщения на чистое поле. Утро. Тихо мерцают над головами потухающие звезды. В ушах все еще звенит музыка нуль. Опасность миновала. Напряжение спадает. В узком проходе неожиданно сталкиваюсь с Граве. Он без фуражки. – Ну, как? Живы? – Жив. – Слава богу. А у меня фуражку смахнуло. Половина нашего отделения погибла. Я еле проскочил… – Не задерживай там! – кричат сзади. Граве сует мне холодную, облепленную сырой глиной руку и, подхватив котелок, бежит к своему взводу. Воронцов не отстает от меня ни на шаг. Его острые замечания порой заставляют меня, несмотря на трагическую обстановку, хохотать до колик в животе. Вдруг он упавшим голосом роняет мне в ухо: – Беда! – В чем дело? Задержавшись на секунду, он показывает мне винтовку. Руки у него трясутся. Затвора нет. – Потерял? – как-то машинально перехожу с ним на ты. – Обнаковенно, – пытается он острить. – Ничего, поправим! – успокаиваю я. – Убьет кого-нибудь, тогда возьмем; молчи, не подавай виду. – Где убьет? – сокрушенно выдавливает он. – Мы уже вышли из огня. Бой закончился. Упекут меня под суд. С фельдфебелем и так нелады. Он на меня давно зуб точит. – Плевать! Выкрутимся, дружище! Вскинув винтовку на ремень и прикрыв ладонью изъян, Воронцов четко отбивает шаг и снова острит. Ночью проходили через местечко Остаповичи. Точно по команде солдаты разбрелись по переулкам и занялись «розысками» съестного. Наш взвод «добыл» жирного теленка-сосунка, штук десять кур, много картошки, масла, сала. И здесь во время грабежа жителей местечка я неоднократно слышал ту же фразу, которой оправдывали многие безобразия новобранцы по дороге в Петербург. – Кровь проливаем! Чего там, бери! К этому еще добавляли: – Не мы, так немцы возьмут. На то и война, чтобы брать… Перед уходом из местечка к ротному тринадцатой роты прибежала растерзанная старуха, напоминающая своим видом героинь мелодраматических пьес, и, всхлипывая, начала жаловаться, что солдаты изнасиловали дочь. Капитан Розанов спокойно слушает ее, пожимая плечами, и сухо спрашивает: – Чего же ты хочешь? Денег, что ли, пришла просить за свой позор? Сколько тебе нужно? Старуха не отвечает. Худые плечи ее под клетчатым рваным платком конвульсивно передергиваются. – Сколько лет твоей дочери? Шестнадцать? Так. Ну, хорошо, предположим, соберу я их всех, подлецов, всю роту выстрою и всех заставлю расплачиваться… Ведь ста рублей не соберешь? Так иль нет? Под суд кого-то отдать? Можно. Но ведь опять-таки невинность и по суду не воротишь… На то и война, бабушка. Выезжать надо было отсюда в тыл. А то все равно не спасешься: не наши солдаты, так изнасилуют немцы, которые не сегодня-завтра будут здесь. Фельдфебель, выстроив тринадцатую роту в полном походном, прищелкивает каблуками и берет под козырек: – Так что, ваше высокоблагородие… Ротный, повернувшись к старухе спиной, радостно командует: – На плечо! Слева по отделениям шагом марш! Гремя котелками, уходили из местечка; нас провожает надрывный плач старухи. Слез старухи никто не понял: ни ротный, ни солдаты. * * * Подпоручик Разумов дал мне пачку свежих московских и петербургских газет. Во всех газетах курьезнейшее описание нашего отступления. «Части Н-ского корпуса под давлением превосходных сил противника оставили (идет перечисление укрепленных «пунктов» и просто пунктов)… и отошли в полном боевом порядке на заранее приготовленные позиции». Военный обозреватель пишет еще вразумительнее: «Н-ский корпус по тактическим и стратегическим соображениям отошел на новые позиции». Скучнейший вздор! Вранье! Оптимизм, за который хорошо заплачено… Все эти газетные писаки имеют о «превосходящих» силах противника такое же представление, какое имеют о нем наши штабы, какое имеем мы, бойцы, сидящие в передовой линии. А мы этого противника не только не считали, но почти не видели в глаза. Информация через посредство шпионов имеет под собой такую же почву, как статистика об абортах и детоубийстве. Всякий шпион врет в зависимости от оплаты его вранья. Мы не отходили, а просто бежали, как стадо, бежали потому, что не хотели умирать под огнем противника. Мы остановились в такой местности, где никаких «заранее приготовленных позиций» нет… Спешно возводим укрепления, роем окопы, обливаясь потом. * * * Весна идет, цветы несет. Солнце пригревает все жарче и жарче. Черными лысинами пестрят поля. Пахнет вербой и прелой травой. Снег посинел и разбух; по утрам он покрывается блестящей ледяной корочкой и так аппетитно хрустит под ногами. В полдень с брустверов и с размякших стенок на дно окопа стекают ручейки холодной мутной воды, образуя в изломах глубокие лужи. Местами вода наливается за голенища сапог. – Лодки заказывать нужно, – шутят солдаты. Многим выдали вместо сапог какие-то «американские» (с московской «Трубы», вероятно) ботинки наподобие футбольных буц. Ботинки промокают, подметки отваливаются. Солдаты клянут изобретателя ботинок и часто вспоминают мать заведующего снабжением дивизии. |