Онлайн книга «Да будем мы прощены»
– Руку, – твердо говорит Эшли. Я выкладываю руку на стол. – Закрой глаза. – Только не целуй меня, – говорю я. – Не собираюсь. С чего бы вдруг я стала тебя целовать? Жуть какая. Слава богу. Она щекочет мне руку кончиками пальцев. – Скажи, когда доберусь до локтя, – говорит она. Пальцы танцуют по руке вверх-вниз, дразнят, тоненькие волоски встают дыбом, рука покрывается гусиной кожей, и очень быстро я уже не понимаю, где у меня локтевой сгиб, так что через пару минут я возглашаю «Локоть!» – просто чтобы положить этому конец. – Это называется «паук», – говорит она. – Ты никогда ни с кем в эту игру не играл? – Нет. Звонит телефон, разрывая воздух и пугая меня до смерти. Автоответчик берет трубку, на том конце ждут и кладут трубку после сигнала. Я уверен, что это она. Женщина из «Эй-энд-пи». Эшли смотрит на меня с подозрением: – Кто? Я молча пожимаю плечами. – Мне кажется, у тебя есть подруга. Женщина, которой ты эсэмэски пишешь, пытается до тебя дозвониться. – Почему ты думаешь, что это одна и та же? Она молчит, потом выдает суждение: – Ничего плохого нет, что у тебя подруга. Незачем ее прятать. – Спасибо, – говорю я. Мы играем в «Монополию». Телефон звонит, звонит, сообщений никто не оставляет. – Просто чтобы ты знала: та, кому я писал, – подруга. А вот эта, которая дозванивается, – пока не знаю. В воскресенье во второй половине дня я отвожу Эшли обратно в школу. Мы берем с собой Тесси погулять – Эшли хочет взять еще и котенка, но я ей объясняю, что его маме будет тяжело. Даю ей новые часы, которые нашел в «подарочной» секции шкафа Джорджа и Джейн. Мы разговариваем насчет того, чтобы меньше смотреть телевизор и больше читать, я предлагаю книги, которые могут заменить привычку к телевизору, – Чарлз Диккенс, Джейн Остен, Джордж Эллиот, все Бронте. – Все мужчины, – замечает Эшли. Я мотаю головой – нет. – Джордж Эллиот – женщина, и Остен, и сестры Бронте. – Я ей обещаю прислать некоторые. – Думаю, тебе понравится. Это классика, и очень похоже на мыльные оперы – на самом деле именно оттуда берут идеи писатели мыльных опер. – Не напирай, – говорит она. – Посмотри на Шекспира, на «Ромео и Джульетту», все там есть… – говорю я. Она забирает сумку и выходит, оставляя туманный поцелуй на закрытом окне. Я даю гудок и машу рукой. Через два дня пропавшую девушку находят в мусорном баке. Мертвую. Меня рвет. Газеты объявляют о «трагической развязке». Понимаю, я ни при чем, но чувствую себя виноватым. Тут, наверное, сказывается вина перед Джейн, перед Клер, вина за мои интернетные эскапады и вина перед женщиной из «Эй-энд-пи», – то ли она и есть убитая девушка, то ли нет. Пусть это нелогично, но я по-настоящему глубоко чувствую себя преступником, вопреки попыткам изо всех сил себя реабилитировать. И когда ко мне придут копы – это только вопрос времени. Идут часы. Дни. Если бы у меня не было иных обязанностей, я бы подумал о самоубийстве. Конечно, реакция преувеличенная, но меня захлестывают чувства вины, стыда и ответственности. И не только по поводу убитой девушки. Я понимаю, что приношу вред всем – как будто эта девушка, и Нейт, и Эшли – были не на самом деле, как будто ничего не существовало на самом деле, лишь какие-то подводные течения. Они все стали реальными, только когда я их узнал. До того меня ничто не трогало. Глубина теперешнего восприятия всего на свете ужасает, когда не парализует. И меня снова рвет. В тот вечер перед самыми сумерками раздается дверной звонок. Она нетерпеливо стоит на ступенях. – Я думал, тебя убили, – говорю я. – Войти можно? Я одновременно злюсь и радуюсь. Но терпеть незнание и неизвестность больше не намерен. – Кто ты? Она молчит. – У тебя документы убитой девушки. – Я их нашла. – Где? – В мусорном баке. – Ты должна сообщить в полицию. – Не могу. – Я не стану продолжать этот разговор, пока ты не назовешь свое настоящее имя и адрес. Я даю ей листок и ручку. Она пишет и отдает мне листок, где значится: «Аманда Джонсон». – Иду тебя гуглить, – говорю я, удаляясь. Входную дверь оставляю открытой. – Можешь добавить имя моего отца – Сайрус, или Сай. – Так и сделаю! – кричу я из глубины дома. Как сообщает Интернет, отец ее, Сайрус, ныне под восемьдесят, был главной шишкой в одной страховой компании и вынужден был уйти после разразившегося скандала. – Он деньги украл! – кричит она с порога. – По-видимому, – отвечаю я. – А ты была подружкой на свадьбе своей младшей сестры Саманты и играла на флейте, «подававшая когда-то надежды флейтистка»… ты все еще играешь на флейте? – Да иди ты, – отвечает она, заходя в дом и обнаружив меня за столом Джорджа. – Я тебе говорила, что играла. – Так как вышло, что у тебя удостоверение убитой девушки? – Я же тебе сказала – нашла. – Я же тебя спросил – где? – В мусорном баке на парковке возле церкви. – И в полицию не сообщила? Она отрицательно мотает головой. – Почему? – Потому что не сразу сообразила, и потому что я туда хожу и не хочу, чтобы пришлось перестать ходить. – В церковь? Она кивает. – По воскресеньям? – На неделе. – Она запинается. – У меня есть проблема. – Пьешь? Она мотает головой. – Наркотики? – Нет. – Секс? – спрашиваю я с некоторым чувством вины. И снова она мотает головой. – А что? Она начинает плакать. – Настолько все серьезно? Она молча кивает. – Расскажи, – настаиваю я. – Аманда, мне можно рассказать. – Нет, – отвечает она. – Если расскажу, ты мне никогда больше не будешь верить. – Можно подумать, я тебе сейчас верю. Она смеется – и снова плачет. – В магазинах воруешь? Переедаешь? |