Онлайн книга «Да будем мы прощены»
– Да, наша семья не похожа на другие, – говорит Эшли. – Наши родные все сюрпризы преподносят, – соглашаюсь я. Мы молча едем домой, ведем собаку на долгую прогулку и обсуждаем, что сделать на ужин. – Я про пиццу думаю, – говорит Эшли. – Тут отличное место есть, откуда развозят. Она мотает головой: – Сами сделаем. – Из чего? – Тесто, соус, сыр. – Ты и правда любишь готовить, – замечаю я. – А то, – отвечает она. – Мы с мисс Рини почти каждый вечер ужин готовили. – Ты не ела с другими? Она мотает головой: – Мы готовили ужин и смотрели телевизор. Когда я уроки заканчивала. Я киваю. – Она говорила, что любит меня, – сообщает Эшли со сложной интонацией: настороженно-защитной и вопросительной одновременно. – Наверняка любила, – подтверждаю я. Пауза. – А можно тебя спросить: сувениры из Вильямсберга – для нее были? – Да, – отвечает Эшли. – Поэтому и должны были быть такими хорошими. – Понятно, – говорю я. Потом мы оба молчим, пока животные не накормлены и тесто для пиццы не замешано. – Она меня целовала, – говорит Эшли и смотрит в ожидании реакции. Я отвечаю ей абсолютно спокойным, заранее отрепетированным взглядом. – И поэтому я ее тоже целовала. Так это было мягко… не знаю, как описать. – Это не обязательно, – говорю я и тут же жалею. Я не хотел ее обрывать. – Это было хорошо. Так успокаивало – как когда мама. – И тут же она разражается плачем. – Она сказала, что я могу спать с ней в ее кровати, – говорит Эшли сквозь слезы. – И ты знаешь ведь, как говорят, типа, не садись в машины к незнакомым людям, не «френдись» ни с кем, кого в реале не знаешь, и все такое. А это же была мисс Рини, которую я знала, и давно. – Эш, ты ничего плохого не делала. – Слезы буквально капают в тесто для пиццы. Мы оба это замечаем и не можем удержаться от смеха. – Соль, – говорю я. – Добавляет вкус. – Я когда была маленькая, всегда чихала в тесто для блинчиков. Не нарочно, само получалось. Помогала маме его месить, и мука в нос попадала, и я всегда чихала прямо в миску. Она шмыгает. – Ты знаешь, кто тебя выдал? У Эшли недоуменный вид. – Кто про тебя рассказал? – Бритни, – отвечает она не задумываясь. – Бритни завидовала, потому что втюрилась в мисс Рини, а это потому, наверное, что мама Бритни так мисс Рини превозносит. В общем, она стала вынюхивать, делать ей нечего, а отец у нее вроде шпиона, работающего на правительство. Вот она как-то раз спросила у мисс Рини, можно ли ей прийти после ужина, и пришла, а я как раз уроки делала, и сказала, что ей нужно с нами поговорить, с обеими, и выложила свои доказательства – фотографии и видеозаписи, сделанные скрытой камерой, она ее спрятала на подоконнике у мисс Рини. И сказала, что готова все забыть, если мы сделаем «менаж а труа», – я не знала, что это такое, и сейчас не очень понимаю. Мисс Рини очень сильно побледнела и сказала: «Это очень серьезно». Бритни еще несколько раз повторила про свой «менаж а труа», но я по-французски очень плохо понимаю, и вспомнился мне только спектакль «Стеклянный зверинец», который я весной смотрела – он французским словом «менажери» назывался. Сейчас тоже не знаю, правильно ли я поняла. А когда мисс Рини сказала, что должна «сообщить властям», Бритни испугалась, ушла к себе и приняла большую дозу какого-то лекарства, или комбинацию лекарств, потому что оказалось, у нее была странная такая проблема: у кого бы в доме она ни оставалась на уик-энд, она крала лекарства из аптечки. У нее даже есть бутылочка снотворных, принадлежавшая Джорджу Бушу, – отец для нее украл этот флакон. Там написано «Буш, Джордж», и название лекарства, и как часто его принимать. Видимо, очень многие знают про эту ее «привычку», и потому ее больше никто к себе не зовет. Она, наверное, не только лекарства воровала, и были девочки, которых в этих кражах обвиняли. И она приняла, типа, все таблетки, что у нее были, и отключилась в ванной, только сперва все-все всюду заблевала, и кошки ее нашли… – Какие кошки? – Ты серьезно? Кошки во всех домах живут, потому что есть мыши, потому что крошки, потому что все мы всегда что-нибудь грызем у себя в комнате по вечерам. Как в той книге – «Если дать мышке печенье». – Я с этой книгой не знаком. Так Бритни все еще в школе? Эшли кивает: – Ее мать – выпускница и входит в совет школы. – Она замолкает на секунду. – Можно вопрос? – Давай. – Ты это делал с мамой? Я молчу. – Нейт говорит, что делал. Все равно не знаю, как отвечать. – Ты говорил, что мы должны быть друг с другом честны. Я киваю. – Это верно, что нам надо быть честными. Просто мне очень неудобно говорить о своих отношениях с твоей матерью. – Я не прошу тебя о них говорить. Просто спросила: ты это с ней делал или нет? Она скрещивает руки на груди. – Да, – отвечаю я, покрываясь проливным потом. – Ты любил маму? Я киваю. – Я почему спрашиваю: когда ты ребенок, очень трудно что-нибудь знать наверняка. Может, я даже и не понимаю, о чем говорю, – такое странное чувство… – Она не договаривает. – А не сходить ли тебе к доктору, пока ты дома? Может, имеет смысл записаться к педиатру? – Доктору Фауст тут делать нечего. – Понимаешь, чувства к другим девочкам – это нормально. – Это было так грубо, – говорит она, заставая меня врасплох. Я с беспокойством жду дальнейшего. Представляю себе, как мисс Рини заставляет Эш себя лизать. Вспоминаю, как мне самому оказалось жутко сунуть туда голову, и могу только воображать, каково это для ребенка, который любит только макароны без ничего. – Она просто лежала и играла моими волосами, а потом поцеловала меня и попросила на нее лечь. – И ты легла? – Да, – отвечает Эшли, будто это очевидно и даже говорить тут нечего. – Ты ее целовала куда-нибудь, кроме губ? – Да, – отвечает она снова тем же тоном, будто я невероятно туп. – Куда? – По руке до локтя. Мы играли в игру, только вместо щекотки я ее целовала. Я трясу головой. Понятия не имею, о чем она говорит. Эшли берет меня за руку, и я в ужасе, что сейчас она будет ее целовать, и вот именно так одна душевная травма порождает другую, порождает и порождает, и соблазненная становится соблазнительницей. Отдергиваю руку. Слишком резко реагирую. |