
Онлайн книга «Экстренный случай»
* * * Хэммонд вытер потное лицо рукавом и сказал: – Ну, вот и все. – Да, – ответил я. Он стоял рядом, но голос его звучал глухо и будто издалека. Все окружающее вдруг показалось мне какой-то бессмыслицей, утратило всякое значение. Люди вдруг сделались маленькими и бледными. Боль накатывала резкими волнами. Один раз я даже был вынужден остановиться и отдохнуть. – В чем дело? – спросил Хэммонд. – Ничего, просто устал. Он кивнул: – Ну вот, все позади. Ты должен быть доволен. – А ты? Мы вошли в «конференц-зал» – тесную каморку, где стояли стол и два стула, а на стенах висели памятки, что делать в экстренных случаях – при геморрагическом шоке, отеке легких, ожогах, переломах. Мы сели, и я закурил сигарету; моя левая рука совсем ослабла, я едва сумел чиркнуть зажигалкой. Несколько минут Хэммонд разглядывал памятки. Наконец, после долгого молчания, он спросил: – Выпить хочешь? – Да. Меня тошнило, я был зол и чувствовал омерзение. Вероятно, глоток спиртного поможет избавиться от этих ощущений. Или, наоборот, усугубит их. Хэммонд открыл шкафчик и достал из его недр плоскую флягу. – Водка, – сказал он. – Для экстренных медицинских надобностей. Никакого запаха. Отвернув крышку, он припал к горлышку, затем протянул флягу мне. – Господи, – сказал он, пока я пил. – Ширнулся, словил кейф, упал замертво. Вот и вся жизнь. Господи. – Да, нечто в этом роде, – согласился я, возвращая ему флягу. – И ведь славная девчонка. – Да. – И еще это плацебо. Устроил ей «ломку» при помощи воды, водой же и снял. – Ты знаешь, как это бывает. – Да, она просто поверила тебе. – Вот именно, – ответил я. – Поверила. Я посмотрел на памятки, иллюстрирующие схему обработки порезов и диагностики внематочной беременности. Когда мой взгляд наткнулся на строки, повествующие о нарушениях менструального цикла и пульсирующей боли в правой нижней четверти живота, буквы начали расплываться. – Джон. Я не сразу сообразил, что Хэммонд обращается ко мне. Я даже услышал его не сразу. Хотелось спать. Я едва соображал и двигался, как муха в патоке. – Джон! – Что? – Мой голос звучал глухо, как в склепе. Я слышал эхо. – Ты как? – Нормально. «Нормально.., нормально.., нормально…» – повторило эхо. Я был как во сне. – У тебя ужасный вид. – Все хорошо… «Хорошо.., хорошо.., хорошо…» – Джон, не сходи с ума. – Я не схожу, – ответил я и смежил тяжелые веки; они тотчас слиплись. – Я радуюсь. – Радуешься? – Что? – Ты радуешься? – Нет, – ответил я. Хэммонд нес какую-то околесицу. Голос его звучал истошно и пискливо, как у младенца. – Нет, – повторил я. – Не схожу я с ума. – Джон… – Перестань называть меня Джоном. – Но это твое имя, – напомнил мне Нортон. Он встал. Наблюдая его замедленные, как у лунатика, движения, я почувствовал дикую усталость. Хэммонд сунул руку в карман, достал фонарик и осветил мое лицо. Я отвернулся. Яркий луч резанул глаза. Правый даже заболел. – Посмотри на меня! – Голос прозвучал громко и властно. Так злобно и раздраженно обычно орут сержанты на плацу. – Отстань, – сказал я. Чьи-то сильные пальцы. Крепко держат голову. Свет бьет в глаза. – Кончай, Нортон. – Не шевелись, Джон. – Кончай. – Я закрыл глаза. Ну и усталость. Какая же усталость. Вот бы уснуть и не просыпаться миллион лет. И видеть дивный сон про прибой и песчаный пляж, про медленные волны и их мягкий протяжный шелест. Как они накатывают, унося прочь всю грязь. – Все в порядке, Нортон. Я просто… – Не шевелись, Джон. «Не шевелись, Джон. Не шевелись, Джон. Не шевелись, Джон». – Ради бога, Нортон… – Замолчи. «Замолчи. Замолчи. Замолчи». Он достал свой резиновый молоточек и принялся постукивать меня по коленям. Мои ноги задергались, и я почувствовал раздражение, мне сделалось щекотно. Хотелось спать. Крепко-крепко спать. – Нортон, сукин ты сын… – Замолчи. Ты не лучше любого из них. «Любого из них. Любого из них. Любого из них». Любого из кого? Интересный вопрос. Сон медленно наползал на сознание. Какие-то гибкие, будто резиновые пальцы коснулись век, заставили их сомкнуться… – Я устал. – Знаю. Вижу. – Зато я.., ничего не вижу. «Ничего. Не вижу». Я попытался открыть глаза. – Кофе.., надо выпить кофе. – Нельзя, – ответил Хэммонд. – Дай мне плод, – попросил я и тотчас удивился. С чего бы вдруг? Что за несусветная чушь? Или не чушь? Или чушь? Поди разбери. Ничего не поймешь. Правый глаз разболелся. И головная боль стекала туда, к этому чертову правому глазу. Как будто в череп забрался лилипут и бил молоточком по глазному дну. – Маленький человечек, – сказал я. – Что? – Ну, человечек. Маленький, – объяснил я. Неужто непонятно? Неужто Нортон – такой тупица? Все же ясно. Разумное высказывание разумного человека. И Нортон просто разыгрывает меня. Дурачком прикидывается. – Джон, – сказал он, – ну-ка, сосчитай от ста до единицы. Можешь? А вычти из ста семь. Получается? Я призадумался. Задачка была не из легких. Я представил себе лист бумаги, белый и глянцевый, и лежащий на нем карандаш. Сто минус семь. Так, теперь проведем черту, чтобы сподручнее было вычитать… – Девяносто три. – Молодец. Продолжай. Это было еще сложнее Понадобился чистый лист, и исписанный пришлось вырвать. Так я и сделал. И тотчас забыл, что там написано. Уф, хитрая задачка. С подвохом. – Давай, Джон. Девяносто три. – Девяносто три минус семь… – Я помолчал. – Восемьдесят пять. Нет, восемьдесят шесть. – Продолжай. – Семьдесят девять. – Правильно. – Семьдесят три. Нет, семьдесят четыре… Нет-нет, погоди-ка. Я отрывал листки и не мог остановиться. Ну и задание! Труднее не бывает. Я совсем растерялся. До чего же трудно сосредоточиться. |