Онлайн книга «Экстренный случай»
|
И все-таки ничего не мог с собой поделать. Незадолго до полудня я подкатил к корпусу Мэллори и отправился в кабинет Уэстона. Он рассматривал в микроскоп какие-то образцы и сообщал о своих находках маленькому диктофону, стоявшему на столе. Когда я вошел в кабинет, Уэстон умолк. – Привет, Джон. Зачем пожаловали? – Как самочувствие? – спросил я. – Мое? – Он усмехнулся. – Прекрасно. А вы как? – Уэстон взглянул на мою перебинтованную голову. – Наслышан о ваших похождениях. – Я здоров, – ответил я. Входя в кабинет, я заметил, как Уэстон поспешно спрятал руки под стол. Теперь я не мог видеть их. – Болят? – спросил я. – Что? – Руки болят? Он недоуменно уставился на меня. Во всяком случае, попытался, но ничего не вышло. Я кивнул, и Уэстон положил руки на столешницу. Два пальца на левой кисти были перевязаны. – Порезались? – Да. Совсем неуклюжий стал. Шинковал луковицу.., помогал на кухне… Царапина. Но все равно неприятно. И неловко. При моем стаже я просто обязан уметь пользоваться ножом. – Повязку сами накладывали? – Да. Порез-то пустячный. Я устроился в кресле напротив и закурил, чувствуя кожей пытливый взгляд Уэстона. Затянулся, выдул струю дыма в потолок. Уэстон оставался невозмутимым, и это усложняло мою задачу. Впрочем, он действовал сообразно обстоятельствам. Вероятно, на его месте я поступил бы так же. – У вас ко мне какое-то дело? – осведомился Уэстон. – Да. Мы немного посидели, разглядывая друг дружку. Наконец Уэстон отодвинул микроскоп и выключил диктофон. – Это как-то связано с диагнозом Карен Рэнделл? – спросил он. – Я слышал, вы интересовались. – Да, – ответил я. – Вы успокоитесь, если образцы посмотрит еще кто-нибудь? Скажем, Сандерсон? – Сейчас это не имеет большого значения, – ответил я. – Во всяком случае, с точки зрения закона. – Наверное, вы правы, – согласился Уэстон. Снова воцарилось молчание. Мы долго разглядывали друг друга. Я никак не мог придумать, с чего начать разговор. Но безмолвие было невыносимо. – Стул вытерли, – сказал я. – Вы знали об этом? Уэстон на миг свел брови, и я испугался, что он прикинется дурачком. Но нет. Мой старый друг кивнул. – Да. Она обещала вытереть его. – И дверную ручку тоже. – Да. И дверную ручку. – Когда вы пришли к ней? Уэстон вздохнул: – Было уже поздно. Я засиделся в лаборатории и возвращался домой. По дороге решил проведать Анджелу. Я делал это довольно часто. Заезжал на несколько минут, чтобы посмотреть, как она там. – Вы лечили ее от наркомании? – То есть поставлял ли я ей зелье? – То есть лечили вы ее или нет? – Нет. Я знал, что не справлюсь. Конечно, я подумывал об этом, но в конце концов решил, что только испорчу дело. Я уговаривал Анджелу полечиться, но… – Он пожал плечами. – Итак, вы навещали ее, когда была возможность. – В самые трудные времена. Это все, что я мог сделать. – А что было в четверг вечером? – Когда я пришел, он уже был там. Я слышал возню и крики, поэтому открыл дверь. И увидел, как он гоняется за Анджелой с бритвой в руке. Она отбивалась длинным ножом для резки хлеба. Джонс хотел убрать Анджелу, потому что она была свидетелем. Он все время повторял вполголоса: «Ты свидетель, крошка». Я точно не помню, что произошло потом. Я любил Анджелу. Он что-то сказал мне и полез на меня с бритвой. У него был ужасный вид, потому что Анджела уже успела порезать его. Во всяком случае, одежду. – И вы схватили стул. – Нет, я отступил. Тогда он снова бросился на Анджелу, повернувшись ко мне спиной. В этот миг я и схватил стул. Я указал на его руку: – А порезы? – Не помню. Наверное, он меня достал. Когда я вернулся домой, то увидел маленькую прореху на рукаве пальто. Но не помню, как она появилась. – После удара стулом… – Он рухнул. Потерял сознание. – И что вы сделали? – Анджела испугалась за меня, велела уходить и обещала обо всем позаботиться. Она очень боялась, что я окажусь замешанным. И я… – И вы ушли, – закончил я за него. – Да, – ответил Уэстон, глядя на свои руки. – Роман был мертв? – Я толком не понял. Он упал возле окна. Наверное, Анджела просто вытолкала его, а потом стерла отпечатки. Но точно не знаю. Я смотрел на его морщинистое лицо, белые седые волосы и вспоминал, как он учил меня, как немилосердно гонял на занятиях, как нахваливал. Как я уважал его. Как по четвергам он водил стажеров в бар возле больницы, угощал выпивкой и увлекательной беседой, как в свой день рождения непременно приносил в больницу большущий торт и оделял всех, кто работал на нашем этаже. Я вспоминал его шутки, радости и горести, пережитые вместе, вопросы и ответы, долгие часы в анатомичке, открытия и сомнения… – Ну вот, собственно, и все, – с грустной улыбкой сказал Уэстон. Я закурил новую сигарету. При этом я сложил ладони лодочкой и низко склонил голову, хотя воздух в комнате был совершенно неподвижен. Духота стояла, как в оранжерее, где растут особенно нежные цветы. Уэстон не стал ни о чем спрашивать. В этом не было нужды. – Вы могли бы заявить, что защищались, – сказал я. – Да, – медленно и очень тихо ответил он. – Мог бы. * * * Осеннее солнышко озаряло голые ветви деревьев на Массачусетс-авеню. Когда я спускался по ступеням крыльца, мимо проехала карета «Скорой помощи». Я успел заметить, что на носилках лежит человек, и санитар прижимает к его лицу кислородную маску. Черт, я не разглядел, даже не понял, мужчина это или женщина. Несколько прохожих остановились и посмотрели вслед машине. На их лицах читалась тревога, смешанная с любопытством и состраданием. Постояв несколько секунд в глубоком раздумье, люди шли дальше своей дорогой. Наверняка они гадали, кого привезли в отделение неотложной помощи, чем болен этот человек, выйдет ли из больницы на своих двоих. Разумеется, они не знали ответов на эти вопросы. Зато я знал. На крыше «Скорой помощи» мерцал маячок, но сирена молчала. Машина ехала медленно, почти лениво. Значит, состояние пациента, которого она везла, не вызывало опасений. Или он уже мертв. На какое-то мгновение меня охватило странное любопытство. Я почувствовал себя едва ли не обязанным тотчас отправиться в приемный покой и выяснить, кого туда привезли и каковы виды на будущее этого человека. |