Онлайн книга «Лопухи и лебеда»
– Пять тыщ? – ахнула она. – Дак у нас чем срам прикрыть нету… – Энто дело хозяйская… Варвара брела по улице, уставясь под ноги. Рядом, как собачонка, семенила Палашка, заглядывая ей в лицо: – Чо ты, мамань? – Отвязни, холера! – прошипела Варвара, оттолкнув ее. Палашка, скривив рот, горько заплакала. Варвара стояла, тупо глядя на нее. Притянула к себе, прижалась. За соседним забором раздался грохот. Священник, оступившись на крыльце, уронил охапку дров и растянулся сам. Скорчившись на ступеньках, он беспомощно шарил рукой по перилам. Варвара зашла в калитку, помогла ему встать, нацепить очки на нос. Палашка подобрала раскиданные поленья. На кладбище за церковью Варвара вела священника по тающему снегу между вросшими в землю могильными плитами. Он нагнулся, ощупал подножие простого, сбитого из досок креста. На вздувшейся от сырости фанере расплылись корявые чернильные буквы: Архипов Леонтий сконч. в 1918 Он постоял у могилы неподвижно, утер слезу из-под темных очков: – От зависти плачу… Нащупал лавку и, стряхнув ладонью воду, уселся на край. – Для чего Господь так устроил? Меня покарал, а ты с ангелами блаженство вечное вкушаешь… – Его, што ли, в рай взяли? – заинтересовалась Палашка. – А куды же? Кончину мученическую от безбожников принял, яко первомученик Стефан. Ноне в раю нашего брата прибыло… Ветер шумел в голых липах. Палашка разглядывала мраморного ангела с отбитым носом. – Петух соседский закричит, а мне досадно – зачем я ишо живой? Для чего небо копчу, последний хлебушко доедаю? А уж нового не пахать мне, не молотить… – Дедушка, дай нам хлебца, ты все равно старенький, – быстро сказала Палашка. – А то никто не даеть… – В долг не дают? – спросил священник. – Боятся, батюшка. Бабье лицо его посуровело, жесткие складки залегли у рта. – Как началася свистопляска, революция энта самая, прямо взвыл я, возненавидел их, особливо баб… Энто ж не люди – зверьё! А долбанули по загривку – и в разум пришел. Бабы отходили. Храм закрыть хотели – опять бабы не дали. Сказано в Писании: Господь умудряет слепцы… – Он пожевал старческими губами и с неохотой сказал: – Проса у меня маленько осталося, много не дам, а пуда три-четыре найду. Варвара поцеловала ему руку: – Спаси те Христос! А мы тебе патронтов принесем, нам один дяденька дал… Патронт самый свежий, новенький. – Рехнулася ты? Куды же мне, слепому? Солнце низко стоит над полем. Длинные тени ложатся на пашню от лошади, от Лебеды, идущего за сохой. Варвара разбрасывает навоз. – Простынеть, батюшка, ступай похлебай горячего, ушица только с печи… Наконец он останавливает лошадь. Варвара, бросив вилы, бежит на межу, достает укутанный в тряпье чугунок. Она ждет, пока он возится с кобылой, обтирает ее ветошью. Ест он неторопливо, не глядя на Варвару. – Сеяться погодить малость, нога ишо в борозде стынеть… – говорит он, насупясь. – Чем сеяться-то? Ржицей? – Просой. – Откудова? – Люди добрые дали, на бедность… – Иде оне, добрые ноне? Подыхать будешь – никто корки не подасть, ишо и в яму подпихнуть… – А сам-то? Дай Бог здоровья и деткам твоим, и скотинке! Пожалел нас, отец ты наш, пропали бы без тебе… Лебеда что-то задумчиво рассматривает на ложке. – Скородить надо бесперечь, – бурчит он. – Земля-то родовитая, добрая, должна родить. – Уха небось простыла, покуль ты с кобылой миловался, – не выдерживает Варвара. – Ты с ей прямо как с бабой… Лебеда отвернулся с презрительной усмешкой: – Сровняла хер с пальцем… Да она мне – и мать, и жана, и зазноба, Чубарка энта. Вся Пресвятая Троица единосущная и нераздельная. Баба против ей – обыкновенный аппендикокс… Эх, кваску бы! – Не серчай, батюшка, хлебушка нету, где квасу взяться… – А у чехов, к примеру, квасу вовсе нету, а все пиво дують – и бабы, и ребятишки… Закурив, Лебеда подобрел и стал разговорчивей. – Земля у их неказистая, тощей нашей, а родить в аккурат. Потому оченно они за ей ходють и навозють… – Где энто? – В Богемии, место такая, Збраслав называется. – Воевали-то вроде с германцем, – с сомнением сказала Варвара. – Чехи – они под Австрией. Император ихний австрияк. – А энти ишо откудова? – Которые? – Обстреляки, как их тама… – Австрияки – те заодно с немцем. У их и разговор один у обеих, хальт да шнель… – Нешто они не по-нашему гутарють? – Ну, чухлома! – Лебеда с досады плюнул. – Да у кажной нации слова другие. Ты послухай, как цыган али татарин по-своему брешеть – ни хрена не разберешь… У чехов, к примеру, мужик по-ихнему будеть “седлак”, чуешь? У нас картошка, а у их вовсе “брамбора”… – А баба как по-ихнему? – Да вроде как по-нашему. – Лебеда сладко потянулся, встал. – Тама тоже люди живуть… На фольварке у хозяйки работал. Богато живуть. Однех коров двенадцать голов. А сама бестолковая. Баба – чего с ей взять… Он свистнул, лошадь пошла. Варвара взялась за вилы. – Все баб-то позоришь, а у самого полна изба, одна бабья сословия. – Хуч бы парочку сатана прибрал… Дак живучие, стервы. – Грех говорить-то, Бог накажеть! – Ноне Бог отмененный, – проворчал он, ухмыляясь. – Царя скинули – значить, и Богу конец. В Расее теперя чорт хозяин… Варвара отнесла навильник, сбросила в борозду. – А грех-то? Грех-то вон он, никуды не делся, – сказала она в раздумье. – Стал быть, и Бог на месте… Ночью ее разбудил неясный шум. Она поднялась, прильнула к окну под крышей. Где-то совсем близко блеснул огонек и пропал. У риги ходили тени. В сумраке смутно белел круп лошади на току. Фонарь горел под навесом. Какие-то люди сгружали тюки с телеги. Мужик, стоя по пояс в яме, выбрасывал землю лопатой. Варвара узнала Малафея. – Ты почто командоваешь на чужом двору? – закричала она. – По ночам колобродить, озорник какой, спасу нету… Мужики мгновенно обернулись на голос, один из них, бросив мешок, спрыгнул с телеги и подошел к ней. – Энто моя усадьба, – сердито сказала ему Варвара. Он дернулся, у Варвары подломились ноги, она рухнула на колени. Голова ее, крепко схваченная за волосы, оказалась запрокинута назад. |