Онлайн книга «Лопухи и лебеда»
– Энто наши шти! Не трожь, зараза! Она вскочила на крышу и, отодрав прибитую доску, свалилась в горницу. – Дитё кормить нечем! Отставив зад в подштанниках, он ловко отпихивал ее от печки, а другой рукой зачерпывал варево. – Отдай! – кричала Палашка. – Мы тоже исть хочим! Варвара схватила винтовку: – Стрельну! Ей-богу, не погляжу! – Незаряженная, положь. – Обжигаясь, он перекатывал во рту горячую жижу. – Кулацкая твоя морда, человека убивать за пойлу поросячью… На, подавися! – Иди, доча, покушай, покуда он все не сожрал. Нахлебник ишо… – проворчала Варвара. Палашка накинулась на еду. Забравшись на полати, мужик завернулся в шинель, что-то под ней отщипывал и отправлял в рот. Его била дрожь. – Дай хлебца, дяденька, – попросила Палашка, углядев, что он жует. – Не могу, самому мало… – Он сунул за щеку остаток краюшки. – Рази энто шти? Тама один бурак, энто борч называется, а шти положено с капусты. – Ты мине не указ, – проворчала Варвара. – Тута я хозяйка. А куролесить будешь – мужуков с деревни покличу. – Я те покличу, головы недосчитаешься, – пообещал он. – Помой рубаху, худо мине… – Прислугу нашел… – Она подняла с полу его гимнастерку. – Иде же ты так выгвоздался? Давай соли осьмушку – одёжу вымою. – Я те лучше дам… Тама в подсумке. Варвара подобрала подсумок, открыла – он был набит винтовочными патронами. – Куды энто? В похлебку ложить? – Ну, квашня… Да за патроны мужики табе цельного барана приволокуть. Варвара с сомнением потрогала патроны в смазке: – Не омманешь? – Настоящий товар даю. Патрон самый свежий, прямо с заводу, с сорок третьего, танбовский… Она припрятала патроны и, собрав его одёжу, пошла на двор. У колодца она услышала его отчаянный надсадный крик. Из дома с воем вылетела Палашка в слезах: – Напужалася, мамка! – Ложись, гады, нарублю в окрошку! – хрипел он, скорчась на полатях, и трясущимися руками дергал затвор. – Когда ж угомон табе будеть? Нету никого, чего табе млеется… Варвара отобрала у него винтовку. Он обмяк, покорно дал себя уложить, свернулся калачиком под шинелью. – Машину увидишь – сейчас до меня беги… – прошептал он. – Откуль тута машина? – удивилась Варвара. – У нас и рельса нету, до чугунки семьдесят верст… – Самая лютая та машина, от ей не скроешься… – бормотал он, скрипя зубами, шаря по бревнам воспаленным взглядом. – С семью головами рогатыми, и шесть крыл у ей железных, серу огненную пущаеть и кричить нестерпимым голосом… – Страсть какая! – Она перекрестилась. – Ероплан, что ль? Пот лил с него градом, он часто и шумно дышал. – Непутевый какой… – с досадой сказала Варвара. – Звать-то тебе как? Накрывшись с головой, он отвернулся к стене. Она пошла к двери, но услышала его хриплый шепот: – Коли помру – Пензенской губернии Чембарского уезду деревня Ключи… а звания наша Малафей. – Соловей? – удивилась Варвара. – Татарин, что ль? – Малафей, не Соловей… Самая ни на есть православная. Андела на самые на святки, третьего числа… Лошадь с санями торчала в распахнутых воротах сельсовета. Мужик скидывал остатки снега с крыши. На крыльце курил и щурился на солнце паренек в красноармейской шинели. Набравшись духу, Варвара оглянулась на Палашку и толкнула дверь. Посереди горницы в луже плавают лиловые документы. Гришка в черном бушлате ходит у стола по проложенным доскам, чертыхаясь, роется в папках. С потолка, булькая, струйка стекает в таз. – Нашел! – Губастый Спирька, секретарь сельсовета, сидя на корточках, машет выловленной бумагой. – И ведомостя тута, и межевые. Подсушить маленько… – Портокол ячейки давай, салага! – Я д-до твоей милости, Григорий Иваныч, – поперхнувшись, встряла Варвара. Вошла старуха в тулупе, охая, перекрестилась на пустой угол, выпростала пакет из-за пазухи: – Распишися, батюшка. Пробежав документ, Гришка ухмыльнулся: – Очумели они тама в волкоме? Да мы по разверстке когда ишо отчиталися, я тот раз все отдал энтой стриженой… – Он оглядел старуху. – Как же ты не утопла, Михевна? – И то, – охотно отвечала она. – Лошадь застрямши, в Троицком вплывь по кочкам перелезла. Пойду с Богом, сыночки, скотина у мене непоенная… Как только дверь за старухой закрылась, Варвара ринулась к столу: – Прими, не побрезгуй, по бедности нашей! А коли не помрем, за нами не станеть, отблагодарим по-людски… Прищурясь, Гришка смотрел, как она выуживает из мешка мерзлого гуся и четверть самогонки. – Спиридон, табань! – Он бросил бумаги, откинулся на стуле. Губастый принес стаканы и миску с огурцами и капустой. Гусь лежал на папках, свесив узловатую шею. Варвара с трудом узнавала горницу. Только дубовый буфет Баранчика стоял на прежнем месте у стены, на крышке его блестел на солнце раскрытый сейф. Выпив, Спирька весь сморщился. – А, не любишь! Крячихин, он у ей на табаке… – Гришка подхватил капусту, поглядывая исподлобья на Варвару. – Иде ж ты хлеба возьмешь? В землю-то чего бросать? Из фонда самообложения не дам ни зернушка, и не надейся… – Уж как-нибудь… Людям поклонюся… – Дураков-то нету. Он тебе дасть, а завтре отряд придеть, его первого потрошить… Не дасть никто. В дверь просунулась белобрысая физиономия красноармейца: – Ждать-то долго ишо? – Позабыл я про тебе, – засмеялся Гришка. – Спиридон, справку по хуторам куды девал? Подыми корму-то! – Насчет дезертиров? Тута. Гришка вытер руки об штаны и, обмакнув перо в чернильницу, поднял взгляд на Варвару: – У тебе тама дезертиров не видать? – Кажись, никого… – Гляди, коли брешешь… Губастый понес справку в сени. Варвара шагнула к столу, рухнула на колени в лужу, обрызгав Гришку. – Не погуби, Гриша! Помрем ведь с девкой, некуды нам деваться, горемыкам… Дыхнуть только дай, уж я в долгу-то не остануся, только дай подняться! Век буду Матерь Божью за тебе молить… – Ты энти ухватки холопские бросай… – Гришка, оторопев, оттолкнул ее руки, отъехал на стуле. – Налог заплатишь чрезвычайный – потолкуем на сельсовете. Пять тыщ со двора… Ты без мужика, так и быть, давай четыре. |