Онлайн книга «Лопухи и лебеда»
– Здорово, баба! Позабыл, как тя звать… Ай не признала? Игнаха с любопытством покосился на нее, но тут Трынка вцепилась ему в волосы. – Июда, блядский корень, ишо попомнишь, шкура! – вопила она, молотя его кулаками. – Ишо поквитаемся! Растерявшийся Игнаха с трудом отбился. – Баре какия… У нас забрали, ай вы лутче? Из-за дома матрос свистнул в два пальца. Боец, сидевший верхом на Лебеде, не спеша поднялся. – Шабаш, дядя… – Ты думала, иде я? – Улыбаясь, Малафей подошел к ограде. – А я вот он, обратно до дому не попамши. Такая, видать, судьба моя боевая… Кряхтя, Лебеда подтягивал портки. – Для того он кровь на войне проливал, – сказала Трынка. – Осрамили мужика, паразиты… Из овина понесли хлеб. Боец шел, согнувшись, с кулем на спине, его сносило в сторону. Трынка бросилась на него, свалила в сугроб, упала сама. – Ироды, последний кусок с рота рвете! – кричала она. Продармейцы прибежали на помощь, с крыльца с визгом скатились девчонки, началась свалка. У ворот заволновались, кто-то заметил, что за церковью поднимаются клубы черного дыма. – Спаси, Господи! Кажись, Лыковы горять… – Лыковы-то подале, за попом… Лобан энто али Жунтяй. – Достукалися, басурманы, всю село спалють! В сумерках пламя казалось еще ярче. Снег таял по краям соломенной крыши и стекал вниз грязным ручейком. Стрельнуло и посыпалось со звоном окно. Весь в копоти, в тлеющей шапке, Жунтяй метался у объятого пламенем крыльца, никого не подпуская. – Нехай все пропадаеть! Пущай им одна зола достанётся! – бормотал он. – Жгите все, крушите, православныя! – Взял, зажег, полоумный… – рассказывала Варваре Федиха. – Мало, хлеб забрали, дак теперя избы решилися… На снегу сиротливо чернела груда спасенных пожитков – чугуны, половики, табуретки, горшки с геранью. Дед сидел на сундуке с иконой и самоваром. Сама Жунтяиха лежала ничком и стонала. Крыша избы рухнула, взметнув столб искр в темное небо. – Всем миром уходить, мужики! – потрясая топором, вскрикивал Жунтяй. – Пущай сами на землю сядуть! В Сибирь иттить, в тайгу! На Белыя воды!.. В землянке Варвара баюкала малыша: Иде тут зыбочка висить, Иде тут деточка ляжить? Я пойду их укладать, Глазки ихни закрывать… Палашка лежала на печке, уставясь в полутьму. – Мамань… Почто нас Боженька не любить? – Грех какой! Энто кто ж табе научил? – А то любить! – сказала Палашка с горькой усмешкой. Варвара ходила вдоль печки, косилась неодобрительно на нее: – Как за подаянием стояли, позабыла? Вона вьюга какая, а ты небось в теплой избе картошек намяла и ляжишь себе, пузо греешь… Страм, Палаха! Когда ребенок затих, она уложила его в зыбку и полезла к дочке. Глаза у Палашки были закрыты. Она провела рукой по ее волосам. – Которые злые – не завидуй им, Палань… Боженька, он все-все видить. У кого отнял – тому подасть, сёдни подал – завтре отыметь. Дак рук-то у его, как у табе, две, а народищу… Другой раз и не поспееть. В печи зашипели уголья. Палашка потерлась щекой об ее ладонь. – Любить табе Боженька, обязательно любить! Он деток пуще всех любить… Спи, касатка… Ей почудились голоса за окошком. Она выглянула на двор. За круговертью метели она различила силуэт лошади с санями. Люди в шинелях бежали к землянке, пряча лица от ветра. Поскользнувшись на ступеньке, сверху свалился Малафей. – Хозяйка, примай гостей! – орал он. – Собирай на стол, угожай нам, мы до тебе на постой прибымши! Следом за Малафеем, смеясь и возбужденно крякая с мороза, в горницу ввалились еще двое, загремели винтовками, затопали сапогами. – Ты глянь, каких я табе рысаков привел! Энто же сам Василь, друг мой боевой, наш отделённый! Краса и надёжа второй роты! Мы с им как браты… Приглядевшись, Варвара узнала уполномоченного Бодунка в овчинной папахе и с ним румяного парнишку. – А энто наш Орёлик… – Нету ничаво, ступайте, откуль пришли, – насупилась Варвара. – А у нас и весь припас с собой… Скинув на стол заплечный мешок, Малафей доставал узелки и горшки. – Ишо табе накормим и стакан нальем. И салы, и рыбки, и бражки! Не первый день на продработе… – Энтот бесстыжий, который намоченный, он тута у мине все углы обшнырял, по кадушкам лазил! – Куды ты нас завез, Панкратич? – озираясь, пробурчал уполномоченный. – Тетка эта злая, ухватка у ей кулацкая… – Скидай шинелю, ты в гости пришел! – Малафей только засмеялся. – Поколобродить ей надо для форсу. Баба она али кто?.. Запустив пятерню в корчажку, он отковырнул ком желтого засахаренного меду и поднес Палашке: – На, почумкай… Малафей поет и пляшет, дергает Варвару в круг, она, смеясь, отмахивается. Едеть Ленин на свинье, Троцкий на собаке. Испугалися жиды, Думали – казаки… Палашка на печи смотрит с восторгом. – Сволочь ты, Панкратич, – говорит уполномоченный, разливая брагу. – Тебя по правде к стенке ставить надо. – Вот придурок-то! Дай я тебе поцалую! Они обнимаются, малыш плачет. – Усмири ты свово горлодёра! Должно, с дьяконом нагуляла… – Уж молчал бы, страмник, – отзывается Варвара. – Натворил делов – и поминай как звали… – Каких таких делов? – Ступай полюбуйся. Со стаканом в руке он подходит к лежанке. Кузька радостно пускает пузыри. Малафей ухмыляется: – Девка? Веселая… – Чего? – вспылила Варвара и содрала свивальник. – А энто видал? Али непохожий? Малафей озадачен: – Мой, что ль? – Ты на его глянь, на губы да на нос! И шебутной в точь как его папанька, чуть чего – сразу орать… Подумав, он залпом допивает самогон и говорит: – Ты мине мозги не запорошишь. Откуль я знаю – у тебе тута, можеть, цельный эскадрон ночявал. А я свой хер не на помойке нашел. Варвара смерила его взглядом, закутала сына и стала укачивать. Уполномоченный втолковывал Орёлику: – С виду – рвань, подай копеечку, а у самого деньги в кубышке, обрез за пазухой. Знаю я этих навозников… А в Питере тама разговор короткий, без нюней. Пришел с обыском и прямиком на кухню. Мясо есть в горшке – всё, в расход, враг народа… |