Онлайн книга «Лопухи и лебеда»
– Жанкин день рождения, все уже за стол садятся, а хлеб забыли купить… – Она прерывисто дышит. – Ой, красота какая… Пальцем она осторожно поглаживает, словно котенка, чашечку цветка. – Это кому же? И поднимает на меня хитрые, сияющие глаза. Я вдруг угрюмо бормочу: – Мало ли кому… Она смотрит на меня с простодушным изумлением и медленно, беспомощно краснеет. И, дернув плечом и пряча лицо, суетливо нащупывает ногой педаль, соскальзывает, торопится. И я вижу, как у нее вздрагивают губы. Я стою, тупо глядя ей вслед, с велосипедом в одной руке и с букетом в другой, как победитель велогонки. Горбится передо мной пустынная улица в сером тающем свете. Лилии я высыпаю в канаву. Я бью, мяч гулко колотится в дощатую стену сарая, я бью еще и еще, раз за разом. Бабушка стоит на крыльце, сложив на животе руки, уставясь вдаль. Когда мяч закатывается в траву у ее ног, она с ненавистью пинает его и уходит в дом. Пот щиплет глаза. Я утираюсь майкой. Разбежавшись, вкладываю всю силу в удар. Я иду за мячом и у калитки натыкаюсь на взъерошенную маму. – Что с тобой? – пугается она. Бабушка, дрожа от негодования, летит навстречу. – Вы меня хоть золотом осыпьте, я с ним не останусь ни на минуту! – Что тут у вас происходит? – Он со вчерашнего вечера ничего не ел! – У меня тоже с утра крошки во рту не было, – устало улыбается мама. – Лешка, ты сейчас умрешь. Мама, не падай в обморок. Мы с ним едем на юг. – Куда? – На юг, на море, в Гудауту. И в изнеможении валится на диван. – Деньги некуда девать, – бормочет бабушка. – Такая хорошая дача… И Костя едет? – Его не отпустили, – сухо отвечает мама. – Опять? – спрашивает бабушка саркастически. – Мама, не порти мне настроение… Она нетерпеливо поглядывает на меня. – Нет, как вам нравится! Я думала, он до потолка прыгать будет… Ты же моря-то никогда не видел! Слова застряли у меня в горле. – Нет, правда, это какой-то выродок, – нервно говорит мама. Никто не отзывается на стук в окно. На дверях замок. Сквозь кисею занавесок мне виден стол с неубранной посудой. Я зачем-то дотрагиваюсь до ржавой, нагретой солнцем дужки замка, и она тихонько лязгает. Обогнув дом, я поднимаюсь на Люськино крыльцо, захожу в темные сени. – Можно Люсю? При виде меня желтый кот недовольно спрыгивает с пышных подушек. В комнате разговаривает радио. – Кто-нибудь есть дома? Кто-то кряхтит за перегородкой. Старик в меховой безрукавке привстает на топчане и, приоткрыв беззубый рот, вопросительно улыбается мне. – Извините, а где Люся? – В город поехали, в город! – кричит он и кивает. – А Люся когда вернется? – Что? – Когда Люся вернется? – Нет никого, в город поехали, – повторяет он неуверенно. – Скоро приедут… Я показываю на стенку и тоже кричу: – Вы не знаете, где ваши дачники? Он напряженно вглядывается в мои губы. – Леша, пойди погуляй, – сдержанно говорит мама. В сумерках мы стоим у вагона, отец стряхивает пепел с папиросы и косится на меня с сожалением. Ему явно не хочется, чтобы я уходил. – Ну, ступай… – бормочет он. Я слоняюсь в сутолоке по перрону, вдыхая угольный сладковатый запах вокзала, не зная, куда себя деть. Мама плачет: – Ты со мной никогда не считался… – Это же работа, Люба. Украдкой отец бросает взгляд на часы на столбе, и она взрывается: – Ты знаешь одно только свое удовольствие! – Хватит вам! – не выдерживаю я. – Люди смотрят! Отец смущенно сопит. Виноватость в его глазах какая-то ироническая. – Ну, поросенок, будь здоров… – И, морщась, добавляет: – И мать не серди. Видишь, она нервничает… Проводница принесла белье и привела военного с крыльями на фуражке. Забросив чемоданчик на полку, он оглядел нас и бодрым зычным голосом сказал: – Что это вы, товарищи женщины, такие невеселые? И застенчиво поставил на столик бутылку коньяку. Наша соседка нахмурилась при виде бутылки. Мама молча постелила и ушла умываться. За окном проплывал еще только Донской монастырь, а уже все женщины в вагоне были в халатах, а мужчины – в полосатых пижамах. Переодевшись, все, как по команде, сели закусывать. Только в нашем купе повисла унылая тишина. Пришлось раздеться и лечь. Военный, озираясь, курил в коридоре. – А маму, значит, под потолок? – Он покачал головой. – Это, брат, не дело… Я смутился и не стал ничего объяснять. – Зачем же вы в чужое воспитание лезете? – сказала соседка, неприязненно улыбаясь, и, как мышь, втянула внутрь морщинистые щечки с пятнами пудры. Я полез наверх. Мама вошла и сразу сказала: – Лучше не зли меня. Летчик подмигнул мне. – Что я, драться с тобой должна? – Напрасно вы, гражданочка, переживаете, – ласково заговорил он, но она так посмотрела на него, что он осекся. – Я хочу спать! – закричал я. – Оставьте меня в покое! – Грудной он, что ли? – Он хуже грудного! Я его стульями загораживаю, он и то умудряется падать! – Это же не кровать, – засмеялся летчик. – Мы же тут специально наклон имеем, чтобы не загреметь. Повернется – а его все равно к стенке поведет. – Почему это? – Как почему? – удивился он. – Гравитация… Мама порозовела слегка. – Вы будете отвечать, – сказала она, сдаваясь. – А по маленькой для знакомства? – обрадовался летчик, достал из чемодана яблоко и протянул мне. – А, товарищи женщины? Тетка кисло усмехнулась: – Позвольте мне раздеться. Ей почему-то не понравилось, что все так удачно разрешилось. Раздевшись, она потушила свет. Летчик так огорчился, что мне стало жаль его. Он долго топтался в темноте, стягивая сапоги. Вдруг он крякнул, решительно налил стакан коньяку, выпил и прыгнул на полку. |