Онлайн книга «Лопухи и лебеда»
– Когда вы освободитесь? – В семь. – Я приду к семи. – Приходи… Ну! Дай я тебя обниму… Они обнимаются. – Будь здоров, француз! – Спокойной ночи, Граф! Старик ныряет в проходную. Пьер приникает к решетке ворот и видит, как с мешком за плечами он ковыляет по двору сквозь метель, оборачивается у входа в цех и, помахав Пьеру, скрывается за дверью. Как зачарованный, Пьер смотрит на поземку, заметающую двор. Опускает голову и быстрым шагом идет прочь. Странный навязчивый звук будит Пьера в гостинице. Открыв глаза, он обнаружил, что рядом с его койкой ходит курица-пеструшка, что-то клюет с полу и кудахчет. Большой пузатый мужик в длинных трусах подхватил курочку и смущенно улыбнулся Пьеру: – Извиняй, друг… Не углядел. Пьер садится на кровати, пытаясь стряхнуть сон. Мужик засовывает курицу в корзинку, в которой сидит другая курица. Он пьет чай за столом и, все так же улыбаясь, объясняет: – У тещи именины, гостинец приволок… Кроме них двоих, в номере никого нет, стоят разворошенные койки. Взгляд Пьера падает на часы – без двадцати девять. Он вскакивает и принимается лихорадочно одеваться. То бегом, то быстрым шагом Пьер, взмыленный, спешит к бараку. На кухне высокими голосами разговаривают бабы. Пьер проносится мимо и толкает дверь каморки. Она заперта. Он стучится раз, другой – никто не открывает. В коридор выглядывает баба: – Нету их… Кого надо? – Татищева. – Вроде не было… Михална, деда не видала? – Аполлоныча? Его со вчера нету, не приходил. – А сосед? – Толян на работе. Он на четвертой автобазе… Вам кто нужен?.. У ворот хлебозавода Пьер заходит в проходную. – Ну, вызвали скорую, увезли… – пожилой охранник рассказывает Пьеру. – Все как положено… – Куда увезли? – Кто его знает… Я только заступил, сменщик был. Должно, в горбольницу. Куда скорая возит… – Когда это случилось? В котором часу? – То ли в три, то ли в пять, кто его знает… Его в котельной нашли. Видать, худо ему стало, он и упал… За столом в ординаторской больницы женщина-врач со стетоскопом на шее заканчивает писать и поднимает хмурый взгляд на стоящего перед ней Пьера: – Вы ему кто? – Сын. – Чего ж привезли так поздно? Обширное кровоизлияние, организм изношенный… Мы делали все, что могли. – Инсульт? – Инсульт… В морге Пьер пробирается за служителем в фартуке и резиновых перчатках между столами, на которых лежат прикрытые простынями покойники. Служитель сверяется с биркой и откидывает простыню: – Этот? Пьер стоит, вглядываясь в лицо – безмятежное, умиротворенное, с резкими, словно вырезанными из камня морщинами. Служитель подает Пьеру заплечный холщовый мешок. На кладбище тает снег, священник кадит, хор из двух бабок тянет “Со святыми упокой”. Гроб опускают в могилу, засыпают землей. Проводить покойника пришли две женщины – Анна Федоровна из Дома культуры и старуха-соседка из барака. На холмик кладут цветы. Пьер расплачивается с землекопами. Май в Москве. Деревья покрылись нежным пухом, цветет сирень. На двор университета на Моховой вываливается толпа студентов с профессором. Слышен смех, оживленный разговор. Пьера трогает за локоть Аня: – Ты на трамвайчике едешь? – На каком трамвайчике? – Договорились же – в четверг в четыре прогулка по Москва-реке, потом прощальная вечеринка… – У меня самолет в одиннадцать… – Тебя не будет? Увидев стоящую в воротах Киру Галкину, Пьер кивает Ане и бросается к Кире. Вид у нее хмурый и злой, кажется, она вот-вот заплачет. Он обнимает и целует Киру: – Что случилось? – Ничего. Давай куда-нибудь закатимся… Пошли в ВТО. Они выходят из ворот и идут вверх по Охотному Ряду к улице Горького. – Что такое ВТО? – Мы же там были. Актерский ресторан на Пушке. Ты там знаменитую поджарку ел… – Что с тобой? – А, ерунда… Неприятности в театре. – Какие? – Не хочу. Давай о чем-нибудь другом… В полупустом ресторане Кира с жадностью ест мясо с картошкой. Пьер пьет шампанское, берет ее руку, целует: – Ну, чем ты огорчена? – Мы расстаемся, это главное… – Это же не надолго. Через месяц я тебя буду встречать в Орли. Ты будешь в Париже как дома. Июнь у нас чудесный… – Не трави душу… – Почему? – удивляется Пьер. – Ты только представь себе – люди влюблены, они хотят укрыться, сбежать… Это же не как у вас. Все вокруг – к их услугам: уютная гостиница, вкусная еда, хорошее вино… – Вон Валерка Успенский кого-то ищет… Успенский угрюмо оглядывает зал и, заметив Киру и Пьера, подходит к столу: – К вам можно? – Садись, – кивает Кира. – Только мы уже уходим. Официант приносит кофе и счет, Пьер расплачивается. – Что-то тебя давно не было видно… Дождавшись, когда уйдет официант, Успенский негромко говорит: – Плохие новости. Алика арестовали… – Какого Алика? Издателя журнала? “Грамотея”? – Вывезли весь тираж четвертого номера, целый грузовик стихов… В редакции – сумасшедший дом. Гэбэ старается, обыски, допросы… А сегодня Верку забрали, машинистку… – Погоди… – хмурится Кира. – Там же ничего антисоветского нет, в журнале. Ну, стихи и стихи… В чем они его обвиняют? – Я разговаривал с мамой Алика. Похоже, они ему шьют какое-то постороннее дело. За кого-то он экзамен сдал в институт… А журнал вроде бы ни при чем… – Как я их ненавижу, дармоедов! – Она хватает сумку и вскакивает. – Мне надо срочно позвонить… Она исчезает. Успенский и Пьер закуривают и некоторое время молчат. – Ты уезжаешь? – спрашивает фотограф. – Послезавтра. – Можешь выручить? – Что нужно? Успенский оглядывается по сторонам, достает из кармана какую-то бумажку. – У меня остался экземпляр четвертого номера журнала. Я его пересниму и привезу тебе кассету. Алик хочет доставить ее в Париж вот по этим адресам. Или в магазин “Имка-Пресс”, это на улице Монтань-Сент-Женевьев, или в редакцию “Русской мысли”… |