Книга Последний поезд, страница 79 – Василий Гавриленко

Сидящий, как истукан, особист вдруг прыснул со смеху. Спина шофера пришла в движение. Отец Никодим, скаля зубы, хлопнул меня по плечу:

— Ну и рожа у тебя — камень! Ведь это шутка, Ахмат, всего лишь шутка. Я засмеялся через силу. Шутка?! Мне почудилось, что глава ОСОБи знает про меня и Марину…

— Ты спрашиваешь, куда мы едем? — вспомнил отец Никодим. — А мы уже приехали…

Перед нами — одноэтажное здание из серого кирпича с шиферной крышей и заколоченными окнами.

Внутри пахло табаком и зеленкой. За грубо сколоченными столами — люди. Шум жующих челюстей, стук кружек о дерево, разговоры, крики, смех. На нас — ноль внимания. По бетонным ступенькам мы спустились на заплеванный пол.

Только сейчас нас, наконец, заметили. Крики и смех смолкли. Глаза, глаза, глаза… Как я не плавлюсь под этими взглядами?

— Отец здесь, — словно шелест осенних листьев.

— Рустам! — крикнул особист из свиты отца Никодима.

Откуда-то (словно из-под бетонного пола) вынырнул желтолицый верткий мужичок с голым торсом: невысокий и костлявый. Он благоговейно склонился перед главой ОСОБи.

— Прошю, ваш крест. Столик свободна.

Рустам поспешил стереть со стола расплывшуюся лужу зеленки.

Мы, то есть Отец, шофер, два особиста и я, уселись на стулья. Кажется, стулья прибиты к полу: на случай, если накачанные зеленкой и кокаином стрелки вздумают вышибать друг из друга мозги. Я успел заметить: посетители имеют на рукавах нашивку в виде серпика луны — нашивку конунга АМР. Бар для высшего командования?

— Пожалюста, ваш крест.

Рустам поставил на стол горшок с чем-то дымящимся (запах — можно язык проглотить), бутылку зеленки.

— Рад услюжить… Это большой честь… Вам… И ваши друзья…

Голос Рустама заметно дрожал, и без того узкие щелки глаз превратились в едва заметные ниточки.

— Ладно, — миролюбиво произнес отец Никодим. — Накладывай жратву.

Рустам помешал половником в горшке и выложил на тарелку нечто коричневое, расплывающееся. Отец Никодим взял двумя пальцами тонкое, похожее на червя, волокно и отправил в рот. По лицу его расплылась блаженная улыбка.

— Что это? — проговорил я, когда Рустам опрокинул полный черпак в мою миску.

— Вареные глисты.

Вареные глисты? Это похуже крыс. Я совсем сник.

Отец Никодим засмеялся.

— Ну, я пошутил. Конечно, это тварка, томленая в горшке с сахарином и зеленкой. Фирменное блюдо Рустама.

Какой, однако, шутник глава ОСОБи.

Я с некоторой опаской выудил из миски «червя»… Вкусно.

Отец Никодим, улыбаясь, смотрел на меня.

— Нравится?

— Да, ваш крест, — вполне искренне отозвался я.

— Это хорошо.

Глава ОСОБи принялся задумчиво разглядывать свои ногти. Длинные, желтоватые.

— Это хорошо, — повторил он. — Как думаешь, для чего я привел тебя сюда?

— Вы оказали мне честь, празднуя со мной мое провозглашение, ваш крест.

Он невесело засмеялся.

— Да, разумеется, праздник… Но одновременно, это — поминки.

Поминки? Что он имеет в виду? По спине пробежал холодок…

— Это поминки по нашему знакомству, Ахмат, — сказал отец Никодим, выбивая пальцами дробь по столу. — Так уж вышло… Ты теперь конунг, а конунги редко пересекаются с особистами, и тем более с главой ОСОБи. У них своя жизнь, по большей части протекающая в Джунглях, — зачистки, марш-броски, учения… — он на секунду умолк. — А ведь жаль. Жаль, что Лорд-мэр определил тебя в конунги…

Кажется, я это уже слышал…

— Жаль, ваш крест.

А ведь мне и вправду жалко! Этот человек — ублюдок, он убил Бориса просто потому, что ему так захотелось, но… Но в отношении меня отец Никодим был добр. Пока… Люди, пожившие в Джунглях, падки на доброту.

Длинное ругательство огласило подвал. Я оглянулся. К нашему столу нетвердой походкой приблизился краснорожий конунг.

— Особисты, мать вашу! Мудаки е… ные!

Отец Никодим растянул губы в улыбке, отправляя в рот очередного «червя». Его адъютантам такая невозмутимость была не под силу.

— Ты чего кукарекаешь, петушок? — сквозь зубы процедил один из особистов. — Иди еще зеленки выпей.

— А ты не указывай, что мне делать, — конунг и вправду едва ворочал языком. — Вы, особисты, горазды указывать, сидя на базе или в Цитадели.

Он сплюнул на пол длинной зеленой лентой и обратился к своим собратьям, сидящим за столами.

— Кто-нибудь видел в Джунглях особиста? А?

Тишина. Настороженные взгляды. Судя по всему, другие посетители заведения еще не настолько упились, чтобы дать волю языкам.

— Вот и я не видел, — согласился с пустотой выпивоха. — Никогда, б… дь, не видел! Но на допрос в ОСОБь меня приводили, и не раз. По какому, спрашивается, праву?!

Конунг размахнулся. Собирался ли он ударить отца Никодима, либо просто стукнуть кулаком по нашему столу — осталось для меня загадкой. Через мгновение дебошир лежал на заплеванном полу. Я сидел у него на спине, локтем прижимая седоватую голову к полу. На столах зазвенели миски.

— Накиньте на него браслеты, — спокойно сказал отец Никодим.

Особист защелкнул наручники на запястьях дебошира.

— Рустам.

Повар приблизился. В глазах — паника.

— Мы уходим, Рустам. Прибери тут все.

Отец Никодим поднялся.

— Хорошего аппетита, — он кивнул посетителям, напрочь позабывшим о еде. –Пошли, ребята.

Особисты подняли с пола и повели к выходу дебошира. Он сразу обмяк и утихомирился — протрезвел, что ли?

У машины, в которую особисты запихнули выпивоху, я повернулся к отцу Никодиму.

— Ваш крест, я, пожалуй, пойду.

Он молча кивнул.

— Мне здесь близко, вы знаете.

— Я ничего не имею против, Ахмат, — глава ОСОБи протянул мне руку. — Ты конунг, а у конунга свои обязанности.

— О-о, биа-логия, анна-томия, изучи ее! — проорал из машины другой конунг.

— Да, — сказал отец Никодим. — Мы всегда и во всем согласны с Лорд-мэром… Но кое в чем я с ним категорически не согласен. Ты был бы прекрасным особистом. Ну что ж, прощай, конунг Ахмат. Удачи на новом поприще. Ни пуха.

Глава ОСОБи скрылся в машине. Глядя вслед исчезающему за начавшимся снегопадом автомобилю, я проговорил: «К черту». И побрел домой.

Темно. Но не холодно. Совсем не холодно.

Я дотронулся до пузатого бока печки. Черт! Горячая. Выходит, в мое отсутствие здесь кто-то был… А может быть, и сейчас…