Онлайн книга «Оспожинки»
|
– Баня одна была… – На весь посёлок? – Ну а зачем их много? – Да, конечно. – Ни магазина не было, ни клуба. – Я это знаю. – Полуземлянки были, может, точно не скажу. Обошли медленно и молча кругом, задерживаясь возле каждой ямы. Снимает Маша всё на кинокамеру. – А это что? – Станок… Для резки прутьев. – Он тут и был? – Был и остался. Снимает дальше. – Вас можно? – спрашивает. – Можно. Сняла меня. – Хоть улыбнитесь. Улыбаюсь. Остановились у кромки леса рядом с очередным бывшим подпольем, в котором выросли уже сосна и несколько берёзок, Маша и говорит: – Как будто тут была когда-то. Чувство такое… Из писем деда так и представляла… Мама их берегла, передала мне… Как он описывал, почти не изменилось… Справа – ручей, если смотреть в ту сторону, прямо – река… Над нею горы… Меньше, конечно, чем я думала. – Река за старицей. – Я понимаю. Значит, отсюда где-то он выглядывал в окно, когда писал… Справа – ручей, река – за старым руслом… По ощущениям моим – не изменилось. Где-то сосна стоять должна огромная… Не вижу. – Ну, на дрова, быть может, испилили. – Да. Та – далеко, что высится над мелкими берёзками… Ближе должна была стоять. Сняла с плеча сумку. Поставив её на землю и опустившись на колени, достала из неё термос. – Кофе, – говорит. – Это не всё… Одну минуту. Вынула, порывшись, из сумки же плоскую, кожей обтянутую, фляжку и говорит, протягивая её мне: – А не помянем? Соглашаюсь. – Где? – Да прямо здесь. Тут можно сесть вон. – Это коньяк. Пойдёт? – Пойдёт. – За неимением… Водка была, я отдала её в Ялани… В знак благодарности. – Кому? – Хозяину, который принял мои вещи… – И что, он водку эту взял? – Не брал сначала. А после деньги предлагал… Мне показалось, он… – С похмелья был? – Страдал… – Бывает. Сели на край ямы, плотно обросший ягелем бледно-зелёным, хрупким – нагрелся тот на солнце за день; ногами в яму. Лежит на дне ямы ржавое ведро без дужки и без дна, цветом не отличается от палой, жухлой хвои; банка консервная, и тоже ржавая, из-под чего-то. Отодвинув в сторону сумку, постелила Маша между нами белую, вышитую орнаментом, как наш почётный убрус, красными и синими нитками, льняную скатёрку. Термос поставила на неё; жёлтое яблоко рядом положила. – Оно помытое… Разрезать можете? – Конечно. – Это, – говорит Маша, – бабушкина. – Скатёрка? – спрашиваю. Яблоко разрезал. – Деду она когда-то сделала подарок… ещё до свадьбы. И хранится. – Во что? – А вот в стаканчик, – говорит. Открыл фляжку, взял стаканчик от термоса. Налил в него и говорю: – Сначала вы. Приняла Маша стаканчик левой рукой, зажав в ладони, его держит. Смотрит вокруг, потом – на высящийся Камень. Перекрестилась. Выпила. – Ай-яй… Простите, крепко очень… разом. Налил себе. Выпил и я. Вспомнил про пряники. Достал их из кармана, положил рядом с яблоком на скатерть. И предлагаю: – Вот, угощайтесь. – Спасибо, – говорит Маша. И говорит: – Очень хочу найти его могилу. – Это в Ялани… Нет здесь кладбища. И не было. – Значит, в Ялани, – говорит. – А я найду? – Я проводить могу. Но уже завтра… – Да, скоро вечер. – А ночевать где собираетесь? – Здесь, – говорит. – Спальный мешок и спички у меня имеются… Я собиралась. – Спальник вам не поможет, – говорю. – Лёгкий, наверное… Ночью тут будет очень холодно. И от реки ещё, от старицы… потянет. Песок остынет… – Да ничего. Я закалённая. – Ну, вы не знаете… Вдруг упадёт до минус десяти?.. Август. Конец уже… Тут так случается. Через весь пустырь, от старицы вглубь бора, задрав хвост, пробежал бурундук, с надутыми щеками, – уже орехи заготавливает. – Вы, – говорит Маша, – пугаете меня нарочно?.. Смотрите, белка. – Это – бурундук… Да нет, – говорю. – Зачем мне вас пугать? – Ну, утром правда было холодно. Ехала, пальцы чуть не отморозила, и иней был… лежал в тени. – Вы ведь не рано утром ехали? – Не рано, – говорит Маша. – Автобус в Елисейск пришёл в пять часов утра, и я сидела на вокзале – ждала ещё, когда откроют магазин спортивный… велосипед купить мне надо было. – Ну вот, тогда уже теплее стало… Можно ко мне… Там только я и моя мать. – А к вам – куда? – спрашивает. – В Сретенск, – говорю. – Тоже деревня? – Да, деревня… Недалеко тут. – Тогда в Ялань. Вы довезёте? – Да довезти-то довезу. – Там же, вы говорите, хоронили… Допьём? – Допьём. Яблоком закусив, коньяк допили. – И Майер что-то про Ялань писал… там непонятно, расплылось, ещё и почерк неразборчив. Да и бумага… – Только в Ялани, это точно. – Ну хорошо… Ноги помыть мне ещё надо… То всё и думать. – Тогда назад лететь, а не идти придётся… – Чтоб не испачкаться?.. Я буду прыгать. Посидели ещё сколько-то. Помолчали. Сова беззвучно появилась. Сев на сосну, на нас попялилась, так же бесшумно убралась. Решила, мыши тут шуршат, да обманулась. – Сова? – Сова. Мы поднялись. – Меня снимите. – Вы объясните только, как. – А тут вот кнопочку нажать… Автоматически. – У этой ямы? – И чтобы скатерть видно было… У этой ямы. Запечатлел я Машу, как уж получилось. Взяла она у меня из рук камеру, посмотрела на дисплей и спрашивает: – И – можно – вас ещё?.. – Да как хотите. Сняла. Себя неловко я не чувствовал. Собрала Маша сумку. – Всё? – Всё. Пошли. – Бабушка, – говорит Маша, – ещё жива. Ей девяносто девять лет. |