Книга Дом Цепей, страница 33 – Стивен Эриксон

— Я убью этого рабовладельца, — сообщил Карса.

— С ним лучше поосторожней, великан. Сильгар — не самый приятный человек, и он уже имел дело с воинами вроде тебя…

— Я — урид, а не сунид.

— Ты уже говорил. И я не сомневаюсь, что ты страшней их — и уж точно больше. Я только советую: поосторожней с Сильгаром.

Карса вновь взялся за бревно.

— У тебя довольно времени, теблор. Нет смысла освобождаться, если ты потом не сможешь даже ходить. Я уже не раз бывал в кандалах, поэтому говорю, исходя из личного опыта: выбери подходящее время, возможность всегда подвернётся, если только ты прежде не заморишь себя до смерти.

— Или не утопишься.

— Верно-верно, и я понимаю, что ты имел в виду, когда говорил об отваге. Признаюсь, меня одолел миг чёрного отчаяния.

— Знаешь, сколько времени ты провёл здесь в цепях?

— Ну, когда я сюда попал, на земле лежал снег, а лёд на озере только-только тронулся.

Карса медленно повернулся к едва заметной, щуплой фигурке у дальнего конца бревна.

— Торвальд Ном, даже нижеземцев негоже подвергать такому.

Человек надтреснуто захохотал:

— И это нас вы зовёте детьми. Вы, теблоры, рубите людей направо и налево, будто вы палачи, вот только среди моего рода казнь — это милость. Какого-нибудь обычного ублюдка по приговору, как правило, ждёт пытка. Натии причиняют страдания так, будто это искусство, — это у них, наверное, потому, что зимы слишком холодные. В общем, если бы Сильгар не заявил, что ты — его собственность, и не малазанские солдаты в городе, местные уже сдирали бы с тебя шкуру живьём — по тонкой полоске за раз. Затем заперли бы тебя в железной коробке, чтобы ты исцелился. Они знают, что твой народ не берёт зараза, а значит, можно вас мучить очень, очень долго. Думаю, снаружи сейчас наберётся с лихвой весьма обозлённых горожан.

Карса вновь принялся тянуть железный прут.

Его прервали голоса наверху, затем послышались шаги — дюжина или даже больше пар босых ног и позвякивание цепей по дощатому полу склада.

Карса вновь прислонился к стенке ямы.

Крышка люка поднялась. Впереди ребёнок с фонарём, за ним — суниды, в одних лишь коротких, груботканых набедренных повязках. Теблоры медленно спускались по лестнице, все они были прикованы за лодыжку к одной длинной цепи. Нижеземец с фонарём прошёл по мостку между двумя траншеями. Суниды — всего одиннадцать, шесть мужчин и пять женщин — последовали за ним.

Все они низко опустили головы, никто не решился ответить на твёрдый, холодный взгляд Карсы.

По знаку ребёнка, который остановился в четырёх длинных шагах от Карсы, суниды развернулись и соскользнули по стенке в свою яму. Появились ещё трое нижеземцев и тоже спрыгнули вниз, чтобы приковать рабов к бревну за другую лодыжку. Суниды не сопротивлялись.

В следующий миг нижеземцы уже вновь выбрались на мосток и направились обратно к лестнице. Крышка люка скрипнула петлями и захлопнулась с раскатистым стуком, от которого в полумраке посыпалась пыль с досок над головой.

— Выходит, всё правда. Это урид, — прошептал чей-то голос.

Карса презрительно ухмыльнулся:

— Это был голос теблора? Нет, быть не может. Теблоры не стали бы рабами. Теблоры бы скорее умерли, чем встали на колени перед нижеземцем.

— Урид… в цепях. Как и все мы…

— Как суниды? Которые подпустили вонючих детей к себе и позволили надеть кандалы на ноги? Нет. Я — пленник, но никакие оковы надолго меня не удержат. Сунидам нужно напомнить, что́ значит быть теблором.

Со стороны сунидов послышался новый голос, женский:

— Мы видели мертвецов, которых выложили рядком у лагеря охотников. Видели повозки, набитые мёртвыми малазанцами. Горожане выли. Но говорят, что вас было всего трое…

— Двое, не трое. Наш спутник, Дэлум Торд, был ранен в голову, дух его ушёл далеко. Он бежал с псами. Будь его мысли ясны, а кровный меч — в руках…

Внезапно со стороны сунидов зазвучал многоголосый шёпот, с трепетом повторяли они слова «кровный меч».

Карса нахмурился:

— Что за безумие? Неужто суниды позабыли все старые обычаи теблоров?

Женщина вздохнула:

— Позабыли? Да, давным-давно. Наши дети сбегали по ночам, уходили на юг, жадные до треклятых нижеземских монет — это такие металлические кругляшки, вокруг которых здесь, похоже, вертится всё и вся. Наших детей использовали, жестоко, — некоторые даже возвращались в долины, становились разведчиками для охотников. Тайные рощи кровь-дерева сожгли, наших коней перебили. Предательство собственных детей, урид, вот что́ сломило сунидов.

— Ваших детей следовало выследить и убить, — сказал Карса. — Сердца ваших воинов размякли. Предательство рассекает кровные узы. Эти дети перестали быть сунидами. Я убью их за вас.

— Трудно тебе будет их найти, урид. Они ведь рассеялись по нижним землям, многие погибли, многие продались в рабство, чтобы расплатиться с долгами. А некоторые ушли далеко — в великие города Натилога и Генабариса. Нашего племени больше нет.

Мужчина-сунид, который заговорил первым, добавил:

— К тому же, урид, ты закован в цепи. Стал собственностью мастера Сильгара, от которого ни один раб ещё не сбежал. Никого ты уже никогда не убьёшь. Как и нас, тебя заставят встать на колени. Слова твои — пустые.

Карса вновь упёрся ногами в бревно. Взялся за цепи, на этот раз намотал их на запястья несколько раз.

А затем откинулся назад. Взбугрились мускулы, ноги налегли на бревно, спина выпрямилась. Скрежет, хруст и внезапно — громкий треск.

Под звон цепей Карса отлетел назад, к глинистой стенке ямы. Смаргивая пот со лба, он уставился на бревно.

Оно раскололось по всей длине.

С дальнего конца послышался тихий шелест, позвякивание освободившихся цепей.

— Худ меня подери! — присвистнул Торвальд. — А ты плохо переносишь оскорбления, да, Карса Орлонг?

Руки и ноги Карсы по-прежнему были прикованы к железным прутам, хотя те уже и не были закреплены в бревне. Воин распутал цепи, обмотавшиеся вокруг его истерзанных, кровоточащих предплечий, затем поднял один из штырей. Приложив одну из ножных цепей к бревну, вогнал тонкий конец в одно звено и принялся проворачивать обеими руками.

— Что случилось? — спросил кто-то из сунидов. — Что это было за звук?

— Урид хребет себе сломал, — процедил прежний теблор.

Торвальд холодно рассмеялся:

— Боюсь, сегодня Господин тебя тащит, Ганал.

— О чём ты, Ном?

Звено лопнуло, пролетело вдоль канавы и глухо врезалось в глинистую стенку.

Карса протащил цепь сквозь ушко на кандалах и освободил ноги. И сразу же принялся за оковы на запястьях.