Книга Полуночный танец дракона (сборник), страница 14 – Рэй Брэдбери

В полночной тьме из зала доносились вопли и свист.

Я приоткрыл дверь и взглянул на экран.

– Девятнадцатая вместо десятой.

В тот же миг из кинотеатра пошатываясь вышел его хозяин. По его бледным щекам катились слезы.

– Что вы со мной сделали! Во что вы меня превратили! – вскричал он. – Ублюдки! Недоноски! Прохиндеи! Кинотеатра «Самурай Джо Самасука» больше не существует!

Он орал с такой надсадой, что я стал беспокоиться о его здоровье.

– Не надо так, Джо, – сказал я. – В конце концов, чего только в жизни не бывает.

Музыка играла все громче. Напряжение нарастало с каждой секундой. Казалось, еще немного – и раздастся страшный, всеразрушающий взрыв, который отделит материю от сознания, как мясо от костей.

Отшатнувшись, Джо Самасука сунул мне в руки какой-то ключ и пробормотал:

– Вызовите полицию, пригласите уборщиков мусора и заприте оставшиеся двери. Мне звонить не надо, я свяжусь с вами сам.

В следующее мгновение он уже исчез.

Конечно же, нам следовало бы присоединиться к нему, но тут раздались оглушительные финальные аккорды фильма (Берлиоз вперемешку с Бетховеном), после чего установилась мертвая тишина.

Мы с Аароном обреченно повернулись к запертым дверям кинотеатра.

Створки дверей распахнулись, и из них на мостовую хлынула совершенно обезумевшая толпа, похожая на многоглазого, многорукого и многоногого бесформенного зверя.

– Умирать-то как не хочется, – просипел Аарон.

– Раньше надо было думать, – сказал я.

Толпа, этот огромный, дрожащий от возбуждения зверь, приостановилась. Мы смотрели на нее. Она смотрела на нас.

– Это они! – раздался чей-то безумный голос. – Продюсер и постановщик!

– Прощай, Аарон, – сказал я.

– До встречи на том свете, – печально откликнулся он.

Издав утробный рык, многоголовый и многорукий зверь набросился на нас и… торжествуя, принялся носить на руках; с воплями и пением нас трижды пронесли вокруг кинотеатра, потом по улице и снова к кинотеатру.

– Аарон!

Я пригляделся к бурлящему под нами морю счастливых улыбок. Вот обозреватель «Манчестер Гардиан». Рядом с ним злобный, страдающий несварением желудка критик из «Гринвич-Виллидж аванти». Вон там зашлись в экстазе второразрядные обозреватели из «Сатердей ревью», «Нейшн» и «Нью рипаблик». И повсюду, вплоть до самых дальних берегов этого бурного моря, бесновались, прыгали от восторга, смеялись и размахивали руками корреспонденты «Партизан ревью», «Сайт-энд-саунд», «Синема» и бог знает еще откуда.

– Невероятно! – выкрикивали они. – Замечательно! Это куда лучше, чем «Хиросима, любовь моя» ^[13]! В десять раз лучше «Прошлым летом в Мариенбаде» ^[14]! В сто раз лучше «Алчности» ^[15]! Классика! Шедевр! Рядом с ним «Великан» ^[16] кажется жалким сопляком! Новая американская волна! Как вам удалось это сделать?

– Сделать что? – крикнул я Аарону, когда толпа с нами на руках пошла на четвертый круг.

– Помалкивай и крепче держись в седле! – прокричал он в ответ.

Я заморгал, почувствовав слезы на глазах. В тот же миг я заметил в окне аппаратной покачивающегося киномеханика, обалдело взирающего на происходящее. Держа в одной руке бутылку, он ощупал другой рукой лицо, как бы проверяя, он ли это, посмотрел на бутылку и, отступив назад, вновь исчез во тьме своей будки.

Когда в конце концов все эти гномы и газели напрыгались и насмеялись вволю, они поставили нас с Аароном наземь со словами:

– Это величайший авангардный фильм всех времен и народов!

– Мы очень надеялись на успех, – ответствовал я.

– Фантастическое мастерство оператора! Гениальный монтаж! Обратная временная перспектива! – слышалось отовсюду.

– Мы старались, – скромно потупившись, произнес Аарон.

– Конечно же, вы представите свою ленту на Эдинбургском фестивале, не так ли?

– Разумеется, нет, – изумился Аарон. – Мы… собираемся сначала показать ее на Каннском кинофестивале, – закончил я.

Толпа, которая всего минуту назад кружила подобно урагану, унесшему Дороти в страну Оз, стала стремительно редеть, заручившись нашими обещаниями почтить присутствием бесчисленные приемы, дать интервью и написать статьи, завтра, через неделю, через месяц, пожалуйста, не забудьте!

Не прошло и пяти минут, как на площадке перед кинотеатром установилась полнейшая тишина, которую нарушал только плеск воды, вырывавшейся изо рта каменного сатира, стоявшего в центре небольшого фонтана. Какое-то время Аарон так и стоял, устремив взгляд в никуда. Наконец он очнулся и, подойдя к фонтану, омыл лицо холодной водой.

– Механик! – осенило его внезапно.

Мы взбежали по лестнице и остановились возле двери. На сей раз мы не стучали, а скреблись в нее подобно двум маленьким оголодавшим белым мышкам.

Через некоторое время из-за двери послышалось:

– Уходите. Я очень сожалею о происшедшем. Я не нарочно.

– Не нарочно? Открывай, говорят тебе! Считай, что мы тебя уже простили, – заверил его Аарон.

– Я вас боюсь, – раздался слабый голос. – Уходите.

– Только с тобой, дорогуша. Мы тебя нежно любим. Правда, Сэм?

Я согласно кивнул.

– Это точно. Мы тебя нежно любим.

– Я смотрю, вы совсем свихнутые.

Мы услышали неуверенное шарканье, дверь аппаратной распахнулась, и на ее пороге появился пошатывающийся киномеханик – мужчина лет сорока пяти с налитыми кровью глазами и с пунцовым лицом.

– Можете меня убить, – прошептал он.

– Убить? Нет, братишка, ты нужен нам живым!

Аарон подошел к киномеханику и чмокнул его в щеку. Попятившись назад, тот замахал руками так, словно пытался отбиться от шершней.

– Вы только не волнуйтесь, я в один миг верну все на место, – пробормотал механик и наклонился, чтобы поднять с пола бобины.