Онлайн книга «Снайперы»
|
– Прибыл, – с чуть заметной улыбкой рапортует капитан. – Устроился. – Тогда – счастливого плавания! В плавлавке на дебаркадере, где отпускают товары только речникам и только по заборным книжкам, Маруся с изумлением смотрит на полки, заставленные продуктами. – Это все можно купить? – Можно-можно. – Дворкин передает книжку продавщице и начинает диктовать: – Тридцать банок тушенки. Продавщица записывает. – Три мешка муки. Женщина пишет. – Ящик макарон. Ящик сливочного масла. Соленого. Ящик топленого. Сгущенки – она у вас какая? – В трехлитровых. – Одну. Нет, две. Маруся близка к обмороку. – Гречки – десять. Пшенки – пять. Риса – пять. Манки – три. Сахару – пятнадцать. Соли – пять… – Берите больше, рыба соль любит. – Пиши десять. – Дядя Петя, – со страхом спрашивает Маруся, – а как мы это унесем? – А у меня личный катер! У начальника пароходства «Служебный-один», а у меня «Служебный-два»! Мимо, нещадно дымя, проходит портовской буксир. Дворкин машет рукой в открытую дверь плавлавки. Буксир подваливает к борту, из окна рубки высовывается усатое лицо: – Здорово, кум Дворкин! Подбросить, что ли? – Уважь старика! – Какой ты старик! Ты еще трех молодых загонишь! – Это уж точно, – бормочет продавщица, слюнявя карандаш. – А как насчет сижка-омулька? – Когда тебя Дворкин без рыбы оставлял? – Не обижал, не спорю, но напомнить не грех! – Да и мне бы, – бормочет продавщица. – Максимовна! Вот такого омуля тебе привезу, сам поймаю! – Дворкин делает жест рукой, увидев который, капитан буксира валится от смеха на штурвал, но продавщица пишет, не поднимая головы, и не видит, а Маруся ничего не понимает. Маруся проходит на палубу буксира, усатый капитан зовет ее в рубку, но Маруся отрицательно качает головой. Она смотрит на город, окруженный синими горами, на понтонный мост, по которому туда и сюда едут желтые автобусы и зеленые грузовики, на набережную, по которой в тени деревьев прохаживаются горожане. Дышится ей легко, она чувствует себя птицей, вырвавшейся из неволи, и еще не знает, куда ей лететь, ведь все пути и страны света открыты ей, вольной, красивой, сильной. * * * Дима и Андрей с рюкзаками-сидорами за спиной, с чемоданами и сумками в руках, идут с пригородной станции мимо деревянных бараков на пустыре, потом долго-долго вдоль высокого забора с колючей проволокой. За забором, звеня цепями, с хриплым лаем бегают собаки. – Что там, Андрей, тюрьма? – Речной порт комбината «Норд». А на самом деле тюрьма. Зона. Лагерь. – На берегу такой красивой реки… – А возьми Питер. Где там «Кресты»? – Не знаю. – А Петропавловка? – Прямо на Неве, в центре Ленинграда. – Тюрьма всегда в центре. Возьми Москву: Лубянка, Таганка… – Я, когда демобилизовался, ночью шел пешком от Кремля по набережной как раз до Таганской площади, потом перешел по мосту на набережную Горького, вышел к Павелецкому вокзалу… Иду – молодой, свободный, счастливый! – И тебя, такого счастливого, не забрали? – За что? – А вдруг ты вредитель? Ты же мог спокойно мост взорвать или подложить мину под Павелецкий вокзал. А там, между прочим, священная реликвия находится. – Какая еще реликвия? – Паровоз, на котором Ленина из Горок привезли. Мертвого. – Да-а? А я не знал. – Не знаешь, а ходишь! Знать надо, где ходить, когда ходить, с кем ходить… – А я – один… – Тем хуже! Человек не должен оставаться один! Нигде! Никогда! Ни на минуту! Вдруг ты задумаешься? – Что же в этом плохого? – Это самое страшное, что может произойти с человеком. Ведь если он задумается, он непременно начнет размышлять о том, почему у нас говорят одно, а делают другое, почему честных наказывают, а подонков награждают, почему не дают работать хорошо, красиво, со смыслом, почему… – Дорогу! Посторонись! Они оглядываются. На них бесшумно, страшно, безмолвно, мерным шагом наплывает толпа зэков под конвоем. Они отступают к самому забору, ставят поклажу на землю, стоят, смотрят на колонну: Андрей, криво усмехаясь, Дима с застывшим удивленным взглядом. Первые ряды уже завернули к проходной, а колонна все идет и идет мимо Андрея и Димы. Замыкает колонну начальник конвоя. – Кто такие? Документы есть? Дима лезет в карман за паспортом. – Рыбаки, на лихтер грузимся, – глухим, непохожим голосом говорит Андрей. Начальник конвоя взглянул повнимательнее: – В одном караване, значит, пойдем? Уловив испуг на лице Димы, успокоил: – Они смирные, это все – пятьдесят восьмая. С ними хлопот немного. – А с кем много хлопот? – простодушно спросил Дима. Начальник конвоя помолчал. Потом кивнул на Андрея. – А вон, спроси у товарища. – И, словно продолжая когда-то начатый разговор, спросил у того: – Угадал? – Угадал, – вздохнул Андрей. Начальник конвоя быстрым шагом догоняет колонну. * * * Поздним вечером караван учален и взят на буксир парохода «Иосиф Сталин». Первым в счале идет лихтер, за ним на длинном тросе (по-флотски он называется «больная») тащится баржа-тюрьма. В трюме нары в три яруса. Заключенные укладываются под тусклым светом фонаря «летучая мышь» в два ряда, один ряд головой к борту, другой головой к краю. – Ну, Александр Ксенофонтович, с новосельем вас! – И вас, голубчик. – Блатные-то, Александр Ксенофонтович, и здесь наверху. – Наверху – это не значит ближе к Богу. – Я подвинусь, располагайтесь поудобнее. – Поудобнее, знаете, где всем нам будет? На том свете! – А вы верите в тот свет? – Верю, не верю… Не в этом же дело. – А в чем же, Александр Ксенофонтович? – А в том, что положат нас с вами в яму, забросают мерзлой землей, и ни дети, ни внуки к нам не придут, не помянут… Вот что главное! – А я верю в свое возвращение. – Да, ваше племя такое, ничем его не изведешь… – Эй! Что-то нонче Агитатора не слышно! Лекцию бы прочитал али стишки какие! |