Онлайн книга «Снайперы»
|
– Да ладно. А нерпу мы с тобой постреляем. Ты же у меня этот, как его… ну кто точно белке в глаз… – Снайпер. – Во-во! Снайпер. Передал нам с тобой деда Коля свое умение. Да вот с этими колхозами-совхозами – все прахом. Я хоть душой на Севере отхожу. Ох, Маруся, какое там душе раздолье! Только там себя человеком и чувствуешь. Веришь-нет? Зона рядом, лагеря, зэки, беглых тьма, а уйдешь к пескам, бросишь якорь – и ты, как на другой земле: кругом птицы, звери, и ты сам, как птица или зверь, так бы и не возвращался к людям. Дворкин неожиданно всхлипывает. – Дядя Петя, вы что? – А за что они отца твоего? Сами в теплом месте на жирных пайках отсиделись, а он, голодный да израненный, в плен попал… Думаешь, я от фронта скрывался? Нет, дядя Петя от фронта не скрывался, но нас привязали к Нордлагу да военное положение ввели. На работу опоздал – трибунал, на вахте заснул – трибунал… В Полое зимовали. С ребятишками малыми. Жрать – нечего. Я первым бы сдох, толстые – они самые слабые. Шура моя – тогда она еще в самом соку была – в столовую пошла. И вытащила нас. Где она только эту еду не прятала! Дворкин наклоняется, шепчет Марусе на ухо. Та испуганно отстраняется: – Правда, что ли?! – Жить захочешь… А как-то приходит уже ночью. И рассказывает… Столовой штурман командовал, вот он и воспользовался… Он до сих пор в штурманах, так в капитаны и не выбился, бог шельму метит… – А зачем… Зачем тетя Шура рассказала? – А тяжело одной это носить, так я понял. Уж лучше мы с ней оба будем замаранные, а раз оба замаранные, то ближе друг к другу, вроде как повязанные одним. Хуже, когда один грязный, а другой от чистоты светится. Нет уж, пусть оба… – И вы?.. – Погубить семью – дело не хитрое… А Шуру я… Шуру я еще пуще… Маруся гладит его по руке, по плечу, по голове. – Дядя Петя, не надо! Ну дядя Петя, у меня сегодня такой день!.. Дворкин вскидывает голову. – Сказал дядя Петя, что вытащит тебя из колхоза – и вытащил! Кричит официантке: – Девчонка! Тащи печенку! – Дядя Петя! – Не бойся, Дворкина тут все знают! Официантка, наклонившись над столом, ставит тарелки. Дворкин кладет ей пониже спины широкую мясистую ладонь. – Вот так же в Казачинском пороге играет корма моего лихтера! – А больше у вас ничего не играет в Казачинском пороге? – Играет! Еще как играет! – восторженно кричит Дворкин. Официантка уходит, крутя высоким, как у крольчихи, задом, то ли по привычке, то ли специально для Дворкина. * * * С широкобортного парового лихтера с грузовой стрелой на пологий берег брошены прочные мостки. В гору, к деревянным домам, над которыми возвышается тусклый купол полуразрушенной церкви, ведет пыльная дорога, запруженная грузовиками и телегами. На лихтер грузятся лодки, бочки с солью, с сетями и пустые, под рыбу, доски и брусья, – все, что свезено на берег. У паровой лебедки орудует рычагами человечек в синей спецовке со сморщенным лицом – Кузьма, помощник Дворкина. – Вира помалу! – кричат ему с берега. – Да не дергай ты так, растуды твою душу! – Майнай-майнай потихоньку! – доносится затем с палубы. – Да чтоб у тебя руки отсохли, лебедчик хренов! На тонких губах Кузьмы счастливая улыбка; можно подумать, что ему доставляет удовольствие вызывать на себя ругань. На берегу собираются бригады по 7 – 10 человек, в основном немолодые мужики, но есть и женщины – жены бригадиров, поварихи. Есть и женская бригада. Голос бригадирши, статной женщины с обветренным лицом, звучит уверенно, зычно. С лихтера по мосткам спускается пожилой мужчина, одетый, несмотря на сухую погоду, в плащ-дождевик. Он переходит от одной бригады к другой, что-то объясняет, показывает. Бригадиры кивают, дают команду своим, начинается передвижение. Догорают костры, у которых многие провели по несколько ночей. Снуют ребятишки в коротких штанишках на помочах, крутятся цыганки, зазывая погадать. Похоже на базар, который совсем неподалеку, через несколько улиц. Тут и зеваки, и знакомые рыбаков, и предприимчивые мужики: – Слышь, паря, отойдем-ка! – Че надо? – На пару хвостов договоримся? – Не, без пользы, у нас по счету, все рыбкопу сдаем – за руб-коп. – Ну себе же ты привезешь? – Себе – само собой! Пару бочек – как пить дать! – Так что тебе стоит на пару хвостов больше? – Ладно, встретишь, только расчет сейчас. Вон к моим бахилам поставь незаметно. Вскоре у болотных сапог рыбака как бы сама собой оказывается вытертая хозяйственная сумка с «расчетом» – две бутылки водки с сургучной головкой. С берега спускается парнишка в хромовых сапожках, что утром паясничал перед крыльцом отдела кадров. Его внимание привлекает женская бригада. Он, пританцовывая, подходит к бригадирше, тянет руку: – Познакомимся! Павел! Кочегар широкого профиля! Бригадирша оборачивается, оглядывает его с ног до головы и, под смех товарок, добродушно басит: – Не гудел, а уже чалится! Парень ловко выходит из щекотливого положения, шлепнув ладошкой по сапогу, – таким движением обычно заканчивается пляска, и движется дальше, к трапу. На кухне баржи-тюрьмы шкиперша, дородная женщина с плоским лицом и пучком жиденьких волос на затылке, готовит немудреный обед. Двое детей, девочка постарше и мальчик, терпеливо ждут. За русской печкой на лавке сидит седой бледнолицый зэк в чистой застиранной робе. – Думали, война кончится, все полегче будет, – говорит шкиперша без всякого выражения. – А нам, как тем медным котелкам, видно, всю жизь терпеть. – Претерпевший – он спасется, – доносится из-за печки слабый голос. – А кто терпеть не умеет – сам погибнет и род свой не сохранит. – Вот он – мой род, что он видит? – показывает шкиперша на детей. – Иной раз идем, а на берегу пионерские лагеря, пионеры в белых рубашках с красными галстуками строем идут, а мои – всю жизнь в зоне. Хуже зэков, прости господи… – Где дух Господень, там и свобода. Счастье да радость надо в себе найти, дух свой поднять, тогда и возрадуешься сама и детям своим свет откроешь. – Уж не знаю, как мне свой дух-то поднимать. С утра до вечера на ногах: то учалка, то погрузка, сварить, накормить, постирать… На вахте стоишь и трясешься: как бы на мель не сесть, как бы не пробиться. И не за жизь свою да детей боишься, а что начнут таскать да допрашивать, и не дай бог кого из начальства прогневить!.. – Всякая власть – она от Бога дадена. Посуди сама, кто ты без божьего наставленья? На то она и власть, чтобы напоминать… |