Онлайн книга «Снайперы»
|
– Тамбовский волк тебе товарищ! – Я просто хотел спросить: а книги позволят взять с собой? – Там, ето… газетку выдадут! Принимающий конвой обходит строй, проверяет номера на спинах заключенных, роется в мешках и котомках. – Колюще-режущее сдать!.. Зубной порошок? Не положено!.. Это что такое? – Книга. «Славим Отечество» называется. Выпущена специально для выборов в Верховный Совет. Я агитатором был, очень мне помогла. – Выборы прошли. Книгу изъять. – Но, гражданин начальник! Там есть такие стихи, про коммунистов! Они помогают мне и здесь оставаться коммунистом! – Ты враг народа, а не коммунист! Какое наказание получил? – Десять лет лагерей. – Будешь залупаться, еще столько же получишь. * * * На ступеньках крыльца отдела кадров пароходства, на траве, в чахлом садике сидят, стоят, лежат, ждут старые и молодые, мужчины, женщины и дети, с узлами, чемоданами, хозяйственными сумками; все это похоже на вокзал, да и сам вокзал речной – дощатый, деревянный, – рядом. Деловито проходит комсостав в кителях с серебряными погонами. Степенно шествует молодая дама с волосами, уложенными валиком, в приталенном платье с прямыми широкими плечами. Приблатненный парень в майке, с наколками на руках, передразнивает ее походку, вздернув голову, вихляя тощими ягодицами и выворачивая ноги в хромовых сапожках. Веснушчатая девушка в кубанке, возможно, для которой и дается представление, прыскает в кулачок. Даже пожилой отец семейства, расположившегося кружком вокруг своего нехитрого скарба, словно очнулся от тяжелой непреходящей думы; что-то, отдаленно напоминающее улыбку, скользнуло по его неподвижному лицу. По ступенькам крыльца спускаются Дворкин и Маруся. Дворкин, широкий телом и душой, то и дело похохатывает. Маруся – в платье горошком, которое сидит на ней ловко, нарядно, празднично, напоминая о чем-то далеком, давнем, забытом, потерянном, нездешнем. Маруся читает вслух: – «Зачислить Дворкину Марию Ивановну матросом лихтера № 12 с оплатой по штатному расписанию». Дядя Петя, а что значит – по штатному расписанию? – А то и значит, что будешь каждый месяц получать 366 рублев, да 150 за коллективное питание, да за недостающих, да премии. – А за трудодни? – лукаво интересуется девушка. – Дурочка ты колхозная! Хватит, поиздевались над тобой, поживешь как человек, а не как скотина. – Дядя Петя, – говорит Маруся, оглядываясь, приглушенным голосом, – вы сильно-то не кричите, а ну как напишут куда. – Хо-хо! Кто напишет? Куда напишет? – Сами знаете, кто и куда, – строго говорит Маруся. – У нас в деревне что ни скажи – уполномоченный все знает. – А у нас на «Красном Пахаре» одного такого писаря ночью за борт отправили, рыбам на корм! Маруся дергает Дворкина за рукав. – Дядя Петя! – У нас на флоте с этим делом просто! – Скажете, нет таких, кто подслушает да напишет? – Хо-хо! Почему «нет»? Есть! Меня знакомый опер предупредил: смотри, кум, на тебя стучат! Я вот думаю, что это мой помощник, Кузьма, он всю дорогу что-то строчит! – Вот видите, – улыбается Маруся. – Вы поосторожнее! – А я его не боюсь. У меня заговор против него есть. – Какой, дядя Петя? – А я всем про него рассказал и Кузьме говорю: если меня из шкиперов турнут – тебе не жить, а уж работать на флот никто не возьмет, это – убежденно! – Неожиданно по-родственному, но с явным удовольствием обнимает Марусю. – Ох, и заживем с тобой! Пусть моя Шура хоть одно лето с ребятишками на берегу поживет. Я думаю в этом Приречном осесть. Огородишко возьму, дом поставлю – на две семьи. – Зачем на две? – Хо-хо! А ты замуж не собираешься? – Нет, – искренне отвечает Маруся. Дворкин отходит, оглядывает ее. – Да к концу навигации выскочишь! Только ниже штурмана не бери! Через пару лет – капитаншей будешь! Сейчас много новых теплоходов пришло с перегона, «петушки» называются. – Петушки? Смешно! – А у них гудок такой, – объясняет Дворкин, – кукареку! Оба смеются. – Ох, дядя Петя, как мне хорошо с тобой! – Так, считай, родная кровь! Маруся вдруг останавливается как вкопанная. – Дядя Петя, мы куда пришли? – Хо-хо! Написано же: ресторан! Или ты читать не умеешь? – Семь классов кончила! Не то что некоторые! Дворкин вздыхает. – Эх, мне бы твоей грамотешки! Я бы давно капитаном был. Или главным диспетчером. Дворкин, заметно погрустнев, поднимается по ступенькам в дальнем крыле дощатого вокзала. Маруся упрямо стоит внизу. – Я не пойду! Дворкин оборачивается к ней с просящим выражением толстого лица. – Пожалей, Маруся! С утра не емши! – Девушки в ресторан не ходят! – А ты здесь не девушка! – Нет, я девушка! Дворкин заинтересованно спускается вниз. – Да я про другое… А ты что, в самом деле, еще ни с кем? Маруся, покраснев, топает ногой: – Дядя Петя! – Матрос Дворкина! – громко, словно на палубе, командует тот. – Следуйте за мной! Маруся опускает глаза. – Так бы сразу и сказал, – шепчет она и поднимается на крыльцо ресторана. * * * Речной порт окружен с трех сторон (с четвертой – вода) высоким забором с колючей проволокой. У нового причала с приземистыми железнодорожными кранами стоит обычная деревянная трюмная баржа с каютами на корме и рубкой, но оба трюмных люка забраны решетками. У выхода из трюма тамбур. Вдоль каждого борта по четыре ручных насоса с деревянными ручками-рычагами. На корме по бортам плавучей тюрьмы торчат деревянные сооружения, напоминающие качели. По палубе прохаживаются двое конвойных. Заключенные-докеры в вылинялых робах и суконных шапочках грузят на палубу баржи полевую кухню на колесах и вагончик. Вагончик раскачивается на гаке у крана «Январец», ударяется о тамбур. – Эй, поосторожнее! – с визгливым криком с кормы бежит заросший щетиной мужик в затрапезном ватнике, в шапке – одно ухо опущено, другое торчит, сам похожий на зэка. – Кто отвечать будет? – Пушкин! Из-за вагончика высовывается молодой зэк, с любопытством смотрит на мужика: – Ты кто? – Я шкипер! |