Онлайн книга «Снайперы»
|
А совсем рядом, на втором этаже дебаркадера, в комнате отдыха транзитных пассажиров, разбуженные пароходом, лежат на своих кроватях под чистыми казенными простынями Дима и Андрей. – Выспался? – спрашивает Андрей. – Спал – как убитый. Как в детстве, когда набегаешься за день… И так хорошо тут: вода плещется, пристань наша покачивается. – Эта пристань называется – дебаркадер. Дима задумчиво повторяет на французский манер: – Дебаркадер… Слово это напоминает ему что-то далекое, смутное: гудок паровоза, шипение пара, лязг буферов; мужчины в шляпах, женщины в длинных платьях прохаживаются вдоль синих вагонов, где даже тамбуры сияют чистотой и позолотой… Словно вернувшись из другого мира, он оглядывает комнату и замечает большую черную тарелку радиорепродуктора. – Тут радио есть! Послушаем? Андрей молча смотрит на него, потом произносит медленно и, как показалось Диме, с угрозой в голосе: – Не буди лихо!.. И другим голосом, мягким, грустным: – …пока оно тихо. Дима решительно вставляет вилку в розетку. – … июня 1950 года лисынмановские вооруженные силы по указке их хозяев из Вашингтона вторглись на территорию Корейской Народной Демократической Республики. – Вот видишь, Дима, – слабым голосом говорит Андрей, прикрыв глаза рукой, – я ведь предупреждал! – Что это, Андрей? – Это, Дима, война. – Какая война, зачем? – Может быть, третья мировая. А зачем? Тебя ведь учили, что такое война? – Наше дело правое, победа будет за нами! И мы победили! – Война, Дима, это средство решения своих проблем за чужой счет. – А разве нельзя свои проблемы решать за свой счет и без войн? – Можно. Только результат будет другим. – Да что мы как на политзанятиях? Я в армии сам их проводил… Андрей отнимает руку от лица, смотрит на Диму с неожиданной нежностью. – А вот повоевать не пришлось. – Тебе повезло… – Какое там! – горячо перебивает его Дима. – Мне бы на год раньше родиться – я бы как раз Берлин штурмовал! – …Корейский народ под руководством Ким Ир Сена… – Выключи, – просит Андрей. Дима хочет что-то возразить, но все же дергает шнур. – Это же сколько тебе будет в 2000 году? – спрашивает Андрей. – Семьдесят два. – А мне за восемьдесят. Если доживу. Нет, вряд ли, с моими грехами… А ты – чистый, ты доживешь. И встретишь двадцать первый век и третье тысячелетие. Представляешь, какая тебе удача выпала? А ты говоришь – не повезло! Живи и радуйся! – Помолчав. – Если есть чему радоваться… – Как «чему радоваться»? Карточки отменили? С голоду не умираем? В магазинах все полки завалены! Да нам бы еще лет пять продержаться, чтобы не было войны, а потом никакой империализм не страшен. Все восстановим, новые города построим, братские страны окрепнут, если что, нас поддержат, атомных бомб у нас будет больше, чем у Америки… Андрей смотрит на Диму, подперев голову рукой. – И корейцам товарищ Сталин поможет! Это наши друзья, они за нас! Если будут набирать добровольцев, я запишусь! Не воевал в Германии, повоюю в Корее! Там военные специалисты очень нужны! – Эх ты, военный специалист… Открывается дверь, входит шкиперша в ватнике, повязанная теплым платком. – Это кто тут воевать собирается? Дима сигает под одеяло. – Не навоевались ишшо? Жили бы да жили, нет – воевать надо! Бонбу придумали, атомов им не жалко, их же столько надо собрать на одну бонбу! Андрей прикрывается одеялом с головой и беззвучно хохочет. – А вы, ребятки, вставайте-ка. Я вас пустила без бумажки, пожалела. А сейчас уходить надо, пока никто не видит. Я тут приберу, застелю чистым, как будто никто и не ночевал. – Спасибо вам, – говорит Андрей, откинув одеяло с лица, – вы очень добрая. Только можно мы свой скарб, – кивает на вещи в углу, – здесь до обеда оставим? – А снесете ко мне в кладовую, пусть хоть до снега лежит. Садится на стул, сбрасывает с головы платок. Открываются неожиданно пышные темные волосы. И шкиперша оказывается вовсе не старухой, а крепкой сорокалетней женщиной. – Куда путя-то свои держите, если не секрет? – Мы в рыбацкую артель поступили, – рассказывает Дима, привстав в постели и потянувшись к одежде, – вчера все документы оформили, справки получили, вот, смотрите, а сегодня будем грузиться на лихтер. – А-а, с Дворкиным, значит, поплывете, со старым кобелем. – Ну, нам-то, – усмехнулся Андрей, – сами понимаете, этот кобель, как вы выразились, не страшен. – Да кто его боится? Болтун, хохотун, но дело знает. Ага… С рыбой всегда, нос в табаке, под боком жена не жена. Сейчас с какой-то молоденькой целовался, страмота… – Говорит осуждающе, а глаза между тем игриво поблескивают. – А на Севере и я была. – Ну и как там? – спрашивает Дима. – А как – зубы вот потеряла, а ревматизм взамен получила. – Заканчивает почти бойко: – Так-то вот, мальчики! Мальчики молчат. Шкиперша поднимается с видимой неохотой. – Ну ладно, вставайте. Была б моя воля, поселила бы вас здесь, живите, сколь хотите, хорошие вы ребята, сразу видно. После ее ухода Дима в возбуждении шепчет Андрею: – Хозяйка-то! Глаз с тебя не сводила! – Дурень ты, Димок! Это она тебя усыновить хотела! Пересмеиваясь, начинают одеваться. * * * Утро на пересыльном пункте. – Выходи по списку! С вещами на выход! Из барака, где лежат вповалку тысячи заключенных, медленно выходят выкликаемые нарядчиком, образуют неровный строй, негромко переговариваются. Все уж знают, что готовится этап на Север, в Нордлаг, на строительство комбината «Норд». – Слава богу, отправляют. – А мне и тута хорошо! – А на Севере еще лучше: двенадцать месяцев зима – остальное лето! – Александр Ксенофонтович! Говорят, что на барже поплывем… – На плавучей тюрьме. Как при царе-батюшке. – Извините, при царе плавучих тюрем не было, я точно знаю. – Ну как при Колчаке… – Извините, не при Колчаке, а при белочехах. В девятьсот восемнадцатом. – Какая разница! – Товарищ, вы не знаете… |