Книга Одна маленькая ложь, страница 45 – К.-А. Такер

– Садись, Ирландка!

Выходит, доктор Штейнер – злой волшебник с магическим хрустальным шаром, который ловко управляет куклами-марионетками, дергая их за ниточки. Сумел же он выстроить эту ситуацию. Сидит сейчас у себя в кабинете и потирает ручки с довольным видом.

За машиной Эштона тем временем образуется хвост, и уже раздаются нетерпеливые гудки.

– Ну же, давай, садись! – говорит он с легкой досадой.

– Черт! – бормочу я и направляюсь к машине. Протягиваю Эштону костыли, стараясь смотреть исключительно на кожаный салон. Его пальцы задевают мои, и меня словно ударяет током. Когда я усаживаюсь и пристегиваюсь, Эштон уже за рулем и пульс у меня зашкаливает.

– Как твоя щиколотка? – спрашивает он, встраиваясь в поток машин, и смотрит на мои ноги.

Сегодня я решила надеть короткую юбку в складку, потому что в тонких колготках ноге комфортнее, чем в носках и джинсах. Внезапно мысленным взором вижу Эштона надо мной, а юбка задрана на талию. Жаль, что я не в лыжном комбинезоне!..

– Лучше. Уже на ногу наступаю. – По сравнению с улицей, в машине жарко, как в сауне. Стаскиваю с себя куртку. – Как я и говорила, небольшое растяжение.

– Коннор сказал, ты ездила в больницу?

Ну, конечно, Коннор!

– А ты как здесь оказался? – выпаливаю я и делаю вдох. – То есть что с Коннором?

Он пожимает плечами.

– Во вторник ему сдавать работу, я сказал, что могу тебя отвезти. Не возражаешь?

– Конечно, нет. Спасибо. – Выходит, я неблагодарная идиотка. Если бы не Эштон, я бы пропустила еще одно дежурство с близнецами. Он такой милый. И уже доказал, что может таким быть, когда тащил меня на себе километр под дождем. А теперь вот везет меня в Манхэттен.

– Пустяки, Ирландка! – бормочет он и, следя за дорожными знаками, выезжает на шоссе.

Тереблю молнию на куртке и думаю, а что бы сказала обо всем этом Дана. Может, ей все равно? А они еще вместе? Он так это ни подтвердил, ни опроверг. Может, спросить его?

Перевожу взгляд на Эштона и вижу, что он смотрит мне на грудь.

– Следи за дорогой! – резким тоном говорю я, чувствую, что кровь приливает к шее, и складываю руки на груди.

Он с довольным видом ухмыляется и говорит:

– Значит, тебе на меня глазеть можно, а мне даже взглянуть на тебя нельзя?

– Сравнил. Я же не полуголая.

– Я тоже не был голым, когда ты спикировала на тротуар.

Отодвигаюсь как можно дальше и смотрю в окно, качая головой. Доктор Штейнер, я слышу даже отсюда, как вы смеетесь.

– Эй! – Эштон кладет руку мне на плечо. – Не обижайся, ладно? Просто я… Я так давно тебя не видел.

На душе тепло от этого простого жеста, и я понимаю, как же я по Эштону соскучилась. Киваю, поднимаю глаза и вижу его искреннюю улыбку.

– Следи за дорогой! – снова говорю я, на этот раз намного мягче и без раздражения.

В ответ он ухмыляется своей фирменной ухмылкой, но теперь она уже кажется мне не самодовольной, а игривой. Он чуть сжимает мне плечо и убирает руку.

– Спасибо, что тратишь на меня субботу.

– Не за что, – шепчет он, бросая взгляд в боковое зеркало, и перестраивается. – Я знаю, как для тебя это важно. – Помолчав, словно решая, стоит говорить или нет, добавляет: – У меня сегодня есть одно дело, так что я в любом случае собирался в Манхэттен.

– Одно дело?

Эштон хмурится.

– У тебя был такой расстроенный вид, когда я подъехал тебя забрать. Что случилось?

Еще один вопрос без ответа. Вздыхаю.

– Ничего особенного. Просто странный телефонный разговор. – Начинаю складывать куртку на коленях.

– А кто такой доктор Штейнер?

Замираю от удивления.

– Что?!

– Ты только что пробормотала: «Доктор Штейнер, я слышу даже отсюда, как вы смеетесь». Так кто же такой доктор Штейнер?

– Я… а… он… – Я сказала это вслух! Я уже выбалтываю свои мысли и даже не замечаю этого! Марионетка! Ужас какой. Может, я и сейчас все это говорю вслух? Слежу краем глаза за выражением лица Эштона. Он смотрит то на меня, то на дорогу, приподняв бровь. Непонятно. Надо перестать думать. Не думать ни о чем, и все!

– Расслабься, Ирландка! У тебя сейчас такие безумные глаза. Ты меня пугаешь.

Непонятно. Похоже, на этот раз нет. Усилием воли делаю несколько глубоких вдохов и стараюсь, чтобы глаза не вылезли из орбит.

– Судя по твоей реакции, он психиатр?

Кейси была права – у тебя не только лицо впечатляющее.

– Считаешь, у меня впечатляющее лицо, Ирландка?

Закрываю рот ладонью. Ну вот, опять!

Эштон смеется, а потом тяжело вздыхает:

– Значит, ты… проходишь курс лечения?

Хочу ли я, чтобы Эштон узнал про доктора Штейнера? Могу ли я ответить на этот вопрос? С одной стороны, я не являюсь его пациенткой, а с другой, да, доктор Штейнер – психиатр. И я могу в любую минуту ему позвонить, а могу и не позвонить. В любом случае, объяснять, кто такой доктор Штейнер и чем я занимаюсь последние четыре месяца, это чистое безумие.

– А до Нью-Йорка путь неблизкий, – предупреждает Эштон, постукивая пальцами по рулю.

Не надо мне ничего объяснять Эштону. Это его не касается. У него свои тайны, у меня свои. А вдруг это ключ? А вдруг рассказ о моих проблемах подтолкнет Эштона поведать мне о своих? Если учесть, сколько времени я потратила, пытаясь его разгадать, ключик мне не помешает.

– Да, он мой психиатр, – тихо говорю я, глядя на дорогу. Не могу сейчас смотреть ему в глаза. Боюсь увидеть в них осуждение.

– А зачем тебе консультации психиатра?

– Чтобы обуздать мою гиперсексуальность?

– Ирландка… – Он произносит это так, что я поднимаю глаза и вижу, как он на миг приподнимается и подтягивает свои джинсы, чтобы было удобнее сидеть. – Скажи мне.

Может, стоит немного поторговаться?

– Только если ты скажешь, почему зовешь меня Ирландкой.

– Я же говорил, что скажу, но сначала ты должна признать, что хочешь меня.

Стискиваю зубы. Нет, договориться с Эштоном невозможно.

– Ирландка, я серьезно. Расскажи мне про своего доктора. – Пауза. – Иначе тебе придется выслушать подробный рассказ про мою гиперсексуальность и каким образом ты можешь мне помочь. – Он говорит это чуть хрипловатым голосом, и у меня тут же пересыхает во рту, по низу живота растекается тепло, а перед глазами встают картинки той первой ночи, прошлой недели и моего сна, сливаясь в невообразимый жаркий образ. Черт побери, Эштон! Он точно знает, как вогнать меня в краску. И получает удовольствие, глядя, как я сгораю от смущения. Внезапно разговор о докторе Штейнере представляется вполне себе безобидным.