Онлайн книга «Муравьиный царь»
– А я привык. Ну да, ну да. Местный, кожа – не прокусишь. Смотрю на его кожу. Нет, не из местных. Назвал город, откуда. Но я как раз комара хлопнула. Вот такого жирного! Положил пустую бутылку, капнул пеной на штаны. Сегодня мы в синих трениках. Итак, значит, Гена. Гена-Гена-Гена. Ген у нас еще не было. И не будет. * * * Мама с утра сбегала уже в церковь. Вернулась довольная такая, светлая. Вытащила целый пакет крыжовника. Тысячу лет его не ела! Вот так живешь, а столько всего вокруг не ешь. Сунула мне его в ванную, мыть. А тогда здесь церкви не было. И мама ни во что не верила. И папочка. Верил в науку, до сих пор «Наука и жизнь» на даче стопками валяется, в мышиных какашках. А я верила в вампиру. Лёнька из лагеря привез целый сюжет. Укрывалась с головой. А вдруг вампира сможет сбросить с меня одеяло? А? Что тогда, а? – Лен! Ты что там, уснула с крыжовником? Или мылом его моешь? – Ага, шампунем! Выключаю воду. Смотрю в зеркало. Два седых волоса. И вот еще один. Генка очень смешной. При ходьбе щеки трясутся. Как хомяк, говорю ему. Это плохо. Серьезно. Если какой-то мужик начинает мне казаться смешным – то это все, картина Репина, не успеваешь даже тормознуть. Машина вбок, в кювет и вверх колесами. Сидим под старыми соснами. Он из Владикавказа. Задираю голову. Как в кино, стволы вверх, как пальмы, перспективное сокращение. – Да, красиво, – говорит. – По тебе муравей. Еще говорит, что многие тут обратили на нас внимание. Что мы одеваемся странно. Звонил Коваленок. Я же просила, что ж такое! Не выдержала, сунула мобильный папе. Сама на балкончик. Сижу на плетенке, руки ледяные, папа мычит Коваленку фигню какую-то, бе-ме. Врываюсь, выхватываю трубку. Говорю спокойным тоном: – Я же просила, по всем вопросом – с Казимировым! Через десять минут – Казимиров: – Елена, все в порядке, я все объяснил. Объяснил! Сказала, буду искать другого адвоката. Не прямо, а дала понять. Ну вот и башка. А-а… Куда опять анальгин? В косметичке целая аптека, а как нужно, так одни презервативы и уголь активированный. Влезла под одеяло, задернула шторы. Голова! А! Приперся Лёник, навонял кремом от загара. Ходит по комнате… туда-сюда… Наклонился: – Отдыхаешь? – Подыхаю. – Помочь что-то? – Чтоб скорее подохла?.. Ну, воды принеси. Уходит в ванную. Рожает он там эту воду, что ли? – Голову приподними. Приподнимаю. Не разлепляя век. Губы касаются теплого и мягкого. Мокрого. Пью. Осторожно. Стараясь не касаться губами его кожи. Принес мне воду в ладонях, как тогда. Снился коттедж. Запретила думать о нем, теперь назло будет сниться. Даже обставить не успела. И в спальне еще был ремонт, краску, как дура, закупила. И хорошо, что продала. Все у меня еще будет. И коттедж еще лучше. И машина – не эта развалюха, одно название джип. И мужик нормальный, а не «живая мебель». Вороны что-то раскаркались. – Что это у тебя? Лёник показывает на мое запястье. – Укус. – Какой? – Комариный! Розовый полумесяц. Впилась зубами, вчера. Когда сон вспомнила. Про коттеджик. – Комар случайно не в красных шортах был? – Нет, – говорю, – не в красных! Отелло, на фиг. Выплыли почти на середину озера. Генка на веслах. – Вот здесь. Вода спокойная. Может, повезет. Вода. Облака в воде. Ничего не вижу. Нет, что-то темное. Это? Гена смешно качает головой: не там, а во-он там. – В позапрошлом меньше воды было. Каланча почти из воды торчала. Я смотрю. Кажется, вижу. – А если нырнуть, то хорошо видно. – Я и так вижу. Ничего не вижу. Только небо. Опускаюсь затылком на доску, солнце сквозь веки. – А я нырну, – сообщает. – Стой! Быстро встаю и бросаюсь в воду. Лед! Не брызги, а льдинки взлетают. Ка-а-айф. Но не ныряю. Зачем мне эта каланча? Зачем мне затопленный город? Зачем этот, со смешными щеками? Зачем? – Гена! Подгребает на лодке, помогает залезть. Мокрые волосы ползут по мне как змеи. Зубы тык-тык-тык. Гена мне бренди – «на», запасливый… Как белка… Б-б-белка… Чуть не откусываю горлышко, так стучат вот. Отогреваюсь под его курткой. – Возвращаемся. Может, сейчас там у тебя тонут, а мы тут… Генка послушно гребет назад. Кладет весла, поворачивается и целует. Я не отталкиваю. Скоро это все кончится. Скоро у меня ничего не будет. Ничего, одна черная дверь. «Папа, смотри, по мне мурашик ползет!» Папа из-за газеты: «Убей». Убивать совсем не хотелось. Хотелось, чтобы на него посмотрели. То есть на меня. Он же по мне ползет. Мамочка вылезла из воды: «Холодно сегодня». Вся в каплях и мурашках, и озером пахнет. Подошла к папе, легла рядом. Папа отложил газеты, подпер голову ладонью. Какой он красивый, когда газеты не читает. «А где котлетки?» – спрашивает мамочка. Папа мотнул головой в сторону кустов облепихи. «Окунешься еще, Станиславыч?» «Потом». – Папа погладил маму по мокрым волосам. Когда мама их намочит, они вьются, как вьюнок. Мама пошла в кусты доставать котлеты. Главное, чтобы не укололась! На песке рядом след от ее купальника. Я хотела рассказать ей про муравья, но он уполз. Всю себя обсмотрела, даже пятки проверила. «Мам, котлету дай!» – спускается с валунов Лёник. Ему одиннадцать лет, и он все время голодный. Вчера после зарядки он показывал бицепсы и заставлял трогать. |