Онлайн книга «Муравьиный царь»
Да, я слышу, мама. Просто меня нет, мама. Есть черное небо, мама. Черная дверь, уже приезжали, составили протокол. Черная идиотская майка на Лешке, с черепом. «Мам, а то платье у тебя осталось?..» «Какое еще платье?» * * * Я проснулась утром и засмеялась. Тихо, чтобы не разбудить. Мамочка еще спит. И Лёник спит с открытым ртом. Через два дня у меня день рождения. Папочка приготовит мой любимый шашлык. Он уже договорился в столовой про оборудование. Мама наденет мое любимое платье. Она обещала, что отдаст его мне, когда вырасту. Про подарок даже не думаю. Все время стараюсь о нем не думать. Мы все летние по дню рождения. Лёник в июне, я в июле, папочка в августе. Одна мама, бедная, в феврале. Мне становится жалко ее, я подползаю и целую ее. Мама приоткрыла глаза, зевнула, прижала меня. Так и лежим, в гнездышке. Лёник тоже проснулся. Но мы его в наше с мамой гнездышко не впустили. Я не впустила. Кыш! Кыш! Пусть сам себе вьет. «Лен…» Темнота, запах корвалола, нафталина, вещей. Поворачиваюсь к ней. На полу старые чемоданы. «Зачем тебе театр этот?» Она смотрит на меня. «Мам, а зачем тебе был этот театр?» Я поднимаюсь и хожу между чемоданами. «У папы уже была тогда женщина. – Останавливаюсь. – И ты это знала. А Лёник…» «Вот ты о чем…» Знаю, что она скажет. Что пыталась сохранить семью. Всеми силами. Руками и ногами. «Я пыталась сохранить семью… Что улыбаешься-то?» «Тебе показалось, – уничтожаю улыбку. – Ну и как, сохранила?» «А ты все эти годы ждала, да? Для мести? Ну, мсти теперь родной матери, давай… Антона своего замстила, теперь меня давай». «Кого я замстила? Я, что ли, от него налево ходила?.. Я вообще никому не хочу мстить. Я. Хочу. Вырваться. Из. Этого. Ада». «Не кричи…» Продолжаем перебирать старые вещи. Уже нашли клетчатую папину рубашку, в которой он был в то лето. Хотя мамочка уверяла, что, когда он ушел, выбросила все его вещи. Мамин шелковый платок. Даже полотенце с рыбками. «С рыбками! С рыбками!» – кружусь с ним по комнате. «Сумасшедшая…» Солнечное утро. Завтракаем. Налили чай. Всем столам – в пакетиках, а нам заварка. Предупредила их, чтобы не пакетики: тогда, в то лето, пакетиков этих долбаных еще не придумали. И стаканы, обязательно стаканы. Чтобы любоваться, как тает рафинад. – Хорошая сегодня погода, – говорит мама. – Теплая. Папа задумчиво мажет масло. На нем клетчатая рубашка. Сижу смотрю, как тает сахар. Болтаю ногами под столом. «Не болтай!» – говорит мамочка. Я продолжаю болтать. «Не слышала, что ли?» – спрашивает Лёник. Вот предатель. Ему-то что мои ноги? До тебя не достают, и радуйся. И продолжаю болтать. Но не так сильно. Трудно их сразу остановить, они же живые. Лёник под столом сжимает мою коленку. И улыбается. Я со всей силой пинаю его. Но попадаю почему-то в мамочку… Меня не берут на озеро. Оставляют в номере. Подумаешь, озеро! Мне туда и не хотелось. Надоела уже эта вода. Каждый день озеро, озеро, уже плавать тошнит. Сижу в номере, как аристократ. Болтаю ногами. Вспоминаю, как играли с Лёником в мужа и жену. Теперь точно все расскажу. И мамочке, и папочке, и Клавдии еще Сергеевне, и бабушке в Ростов на открытке напишу, теперь держись! Все утро Лешка снова конкретно пил кровь. Даже не хочу рассказывать. Тролля родила, на свою голову. Проглотила кофе, покидала в раковину. Хотела душ, ладно, вечером. Только чтобы его рожу сейчас не видеть. Начинаешь с кем-то про детей, у всех одно и то же. Живут со своими, как с инопланетянами. Языка не понимают, только «дай» – и всё. Сунцовой нашей дочь так вообще выдала! Вичка начала ей то-сё, а дочь такая: «Мам, ну чё ты понимаешь? Ты вообще не жила в наше время!» Вичка прискакала припухшая: «Лен, представь, а!» Посидели, коньяк допили, с днюхи оставался. У Вички какой-то вариант на горизонте нарисовался, с мужем она уже давно – только общая жилплощадь. «Мам!» Мы готовимся спать. Мама мажется кремом. Папа с Лёником играют внизу в шахматы. Шахматы огромные и очень тяжелые, из-за этого я проиграла, когда мы в них с папой и с Лёником. «Мамочка!» «Что? Зубы чистила?» «Мам, Лёник меня…» Сказать? Не сказать? «…заставлял посуду мыть!» «Какую посуду? Иди зубы чисть!» «Мам, ну, мы играли так!» «Ну и как, – мама завинчивает крышечку крема, – вымыла?» «Да… всю мыльницу…» Мама целует меня. Потом смазывает меня от комаров, руки, спинку. Я иду чистить зубы и разглядываю в зеркало язык. Про то, что Лёник целовал, так и не сказала. Но если он меня еще раз поцелует, то уж всё расскажу! Такое расскажу, что даже сам не знаешь. «Думаете, они вас там не достанут, в Бултыхах?» Сижу у Коваленка перед отъездом. «Ладно, поезжайте. Может, повезет». Закурил. «Что – повезет?» «Случай из практики: у меня знакомый один был, общались по рыбалке. Ну, значит, врачи ему – диагноз. Какой? Вот такой». «И что?» «Плюнул. С таким диагнозом не от болезни умирают. А от лечения». Подвигает пепельницу. Я смотрю на его ногти. «Уехал к матери в деревню. Все бросил. Семью, работу, любовницу. И в деревню. И все прошло. Диагноз – как рукой». Молчит. «Потом все равно спился. Судьба. Так что езжайте. Если что подозрительное, сами знаете». «Мам, а если вдруг мне в нос заползет паук?» Мы идем на завтрак, папа с Лёником, как всегда, убежали вперед. Мама не слышит меня, о чем-то думает. Она стала часто о чем-то думать. Идет и молчит. После завтрака кидали с Лёником камни в озеро, кто дальше. Потом на песке Лёник рассказывал Шерлока Холмса. Можно спросить про паука у Лёника, но он станет издеваться. Он всегда издевается, когда его спрашиваешь. Можно маму, но надо дождаться, когда она ни о чем не думает. |